Насиб шел в сумерках, время от времени он отвечал на приветствия, но мысли его витали далеко. Грудь любовника, изрешеченная пулями, белая, насквозь простреленная грудь любовницы, — эта сцена стояла перед ним: два нагих трупа, лежащих рядом в луже крови, она в черных чулках с подвязками, а может быть, и без подвязок. Без подвязок ему казалось элегантнее, тонкие чулки, держащиеся на белых ногах без помощи чего бы то ни было. Красиво! Красиво и грустно. Насиб вздохнул, он уже не видел дантиста Осмундо рядом с Синьязиньей. Он видел себя: немного более худощавого и с меньшим, чем на самом деле, брюшком, он лежит мертвый рядом с женщиной! Красота! Его грудь прострелена. Он снова вздохнул. У Насиба было романтическое сердце, и страшные истории, которые он рассказывал, ничего не значили. Так же как и револьвер, который он носил за поясом, как любой житель Ильеуса в те времена. Этого требовали обычаи края… Он любил вкусно поесть, обожал хорошо наперченные блюда, любил выпить холодного пива, сыграть партию в гаман, до рассвета посидеть за покером, никогда, впрочем, не проигрывая помногу, так как деньги он сдавал в банк в надежде купить землю. Он менял наклейки у вин, чтобы заработать побольше, и осторожно приписывал несколько мильрейсов к счетам тех, кто платил помесячно. Ему нравилось ходить с друзьями в кабаре, заканчивать ночи в объятиях какой-нибудь Ризолеты и заводить мимолетные связи.
Все это, как и загорелые смуглянки, было ему по душе.
Любил он также поговорить, посмеяться.
Как Насиб нанял кухарку, или о сложных путях любви
Насиб оставил позади базар, где уже разбирали палатки и увозили товары, и прошел между железнодорожными постройками. У подножия холма Конкиста находился невольничий рынок. Так в свое время кто-то прозвал это место, где беженцы останавливались лагерем в ожидании, пока их наймут на какую-нибудь работу. Название пристало, и теперь никто не называл это место иначе. Здесь собирались бежавшие от засухи сертанежо, самые бедные из тех, что покинули свои дома и земли, откликнувшись на зов какао.
Фазендейро осматривали новое пополнение, похлопывая плеткой по сапогам. Сертанежо пользовались славой хороших работников.
Истощенные и изголодавшиеся мужчины и женщины ожидали. Вдалеке они видели базар, где продавали все что угодно, и надежда наполняла их сердца. Они сумели одолеть дороги, каатингу, справиться с голодом, со змеями, с эпидемиями и усталостью. Они достигли земли обетованной, им казалось, что нищете пришел конец. Прежде они слышали страшные истории об убийствах и насилиях, но знали и о том, что цены на Какао растут, что люди, прибывшие, как и они, из сертана истощенными до последней степени, теперь расхаживают в блестящих сапогах, держа в руках плетки с серебряными ручками, — хозяева какаовых плантаций.
Вдруг на базаре вспыхнула ссора, сбежался народ, в последних лучах солнца сверкнул нож, крики донеслись и до невольничьего рынка. Всякий раз базар кончался пьяной дракой. Оттуда, где стояли сертанежо, послышались мелодичные звуки гармоники, женский голос запел.
Полковник Мелк Таварес сделал знак игравшему на гармонике, тот перестал играть.
— Женат?
— Нет, сеньор.
— Хочешь с ними работать у меня? — Он указал на уже отобранных людей. Хороший музыкант никогда не помешает на фазенде. С ним праздники веселей… — Полковник самоуверенно засмеялся; про него говорили, что он, как никто, умеет выбирать работников. Его фазенды находились в Кашоэйре-до-Сул, и сейчас большие лодки уже дожидались его на реке у железнодорожного моста.
— А кто вам нужен? Агрегадо
или эмпрейтейро
?
— Все равно. У меня есть леса, которые нужно корчевать, так что нужны и эмпрейтейро.
Сертанежо предпочитали работать в качестве эмпрейтейро на разбивке новых какаовых плантаций, что давало им возможность зарабатывать деньги, которыми они могли свободно распоряжаться.
— Хорошо, сеньор.
Заметив Насиба, Мелк пошутил:
— Обзавелись плантацией, Насиб, пришли нанимать батраков?
— Куда мне, полковник… Я ищу кухарку, моя сегодня уехала…
— А что вы скажете о случившемся? — Все это так неожиданно…
— Я уже заходил к Амансио обнять Жезуино… Я ведь сегодня с этими людьми уезжаю на фазенду. — Он показал на отобранных людей, стоявших неподалеку от него. — Теперь, раз наступила солнечная погода, урожай будет богатейший. Сертанежо хорошие работники, не то что здешние. Грапиуна не любит браться за тяжелый труд, ему больше по душе слоняться по городу…
Еще какой-то фазендейро обходил группы беженцев. Мелк продолжал:
— Сертанежо не боится труда, он хочет заработать. В пять утра он уже на плантации, а бросает мотыгу лишь поздно вечером. Если у них есть фасоль и сушеное мясо, кофе и кашаса, они довольны. По мне, нет работника, который мог бы сравниться с сертанежо, — заключил он авторитетно, Насиб осмотрел людей, нанятых полковником, и одобрил его выбор. Фазендейро в сапогах, тоже нанимавший работников на плантацию, позавидовал Мелку.
Что касается Насиба, то он искал лишь женщину, не очень молодую, серьезную, которая могла бы убирать его маленький дом на Ладейре-де-Сан-Себастьян, стирать белье, готовить для него, а также закуски и сладости для бара. На уборку и готовку у нее, конечно, будет уходить целый день.
— Кухарку здесь найти нелегко… — сказал Мелк.
Инстинктивно Насиб искал среди сертанежо женщину, которая походила бы на Филомену, была бы приблизительно того же возраста и такая же ворчливая.
Полковник Мелк пожал Насибу руку, нагруженные лодки ожидали его.
— Жезуино поступил правильно. Он человек чести…
Насиб тоже сообщил новость:
— Оказывается, приезжает инженер для обследования бухты.
— Я уже слышал об этом. Но он только время потеряет, с этой мелью ничего нельзя сделать…
Насиб бродил среди сертанежо. Старые и молодые с надеждой бросали на него взгляды. Женщин было мало, и почти все с детьми, уцепившимися за их юбки.
В конце концов он заметил женщину лет пятидесяти, рослую и крепкую.
— Муж остался на дороге, сеньор…
— Готовить умеешь?
— Только простые кушанья.
Боже мой, где найти кухарку? Не может же он и дальше платить сестрам Рейс такие безумные деньги.
И ведь надо же, как нарочно, в баре много посетителей: сегодня убийство, завтра похороны… Мало того, ему теперь придется завтракать и обедать в гостинице Крэльо, есть его безвкусную стряпню. Надо будет, очевидно, выписать кухарку из Аракажу, оплатив ей проезд. Насиб остановился перед старухой, настолько древней, что вряд ли она смогла бы дойти до его дома — умерла бы по дороге. Она опиралась на посох; и как только ей удалось прошагать путь до Ильеуса?
Она дошла, хотя ничего, кроме беспокойства, она уже не может доставить людям, такая старая и высохшая, совсем развалина. Сколько горя в мире!..
