— Жизнь прекрасна…
— У вас есть причина быть довольным — новая женщина…
Тонико, чистя ногти, снисходительно процедил:
— Я действительно доволен… Работы в бухте ничего не дали, а сеаренка — девочка с темпераментом…
И все же не полковник Мануэл Ягуар вынудил Насиба наконец решиться. Принять окончательное решение заставил его судья.
— А вы, араб, все грустите?
— А что же мне еще делать?
— Сейчас загрустите еще больше. Плохая новость для вас.
— Что случилось? — спросил Насиб с тревогой.
— Судья, дорогой мой, снял домик в переулке Четырех Мотыльков.
— Когда?
— Вчера вечером…
— Для кого?
— А вы не догадываетесь?
Наступила такая тишина, что было слышно, как летит муха. Разиня Шико, вернувшись с завтрака, сообщил:
— Габриэла велела передать вам, что ненадолго уйдет из дому.
— Зачем?
— Не знаю, сеньор. Похоже, за покупками, ей что-то понадобилось.
Тонико слушал, не скрывая иронии. Насиб спросил его:
— Вы все толкуете мне про свадьбу, вы это серьезно? Вы в самом деле считаете, что я должен на ней жениться?
— Конечно. Я уже говорил вам: будь я на вашем месте…
— Я уже все продумал и решил… — Решили?
— Но имеются некоторые препятствия, и вы можете мне помочь…
— Дайте я вас обниму… Примите мои поздравления! Вот счастливый турок!
После того как они обнялись, Насиб, все еще смущенный, продолжал:
— У нее, как я выяснил, нет документов. Нет свидетельства о рождении, и она сама не знает, когда родилась, не знает, как звали отца. Родители ее умерли, когда она была девочкой, и она ничего не помнит. Фамилия ее дяди Силва, но он был братом ее матери.
Она не знает, сколько ей лет, вообще ничего о себе не знает. Как мне быть?
Тонико наклонился к Насибу:
— Я ваш друг, Насиб, и помогу вам. О бумагах не беспокойтесь. Я все устрою в моей нотариальной конторе: выпишу свидетельство о рождении, придумаю имена — для нее, для отца и для матери… Только одно условие: я хочу быть шафером на вашей свадьбе…
— Считайте, что вы уже приглашены… — Насиб сразу почувствовал облегчение, к нему вернулось веселье, он ощутил тепло солнца, ласковый морской ветерок.
Вошел пунктуальный Жоан Фулженсио, приближалось время открывать магазин «Папелариа Модело».
Тонико крикнул:
— Знаете новость?
— Я знаю много новостей… Какую вы имеете в виду?
— Насиб женится…
Всегда невозмутимый Жоан удивился:
— Это правда, Насиб? Ведь вы, насколько мне известно, не были ни с кем помолвлены. Кто же эта счастливица, можно узнать?
— А вы как думаете?.. — улыбнулся Тонико.
— Я женюсь на Габриэле, — сказал Насиб. — Я ее люблю и женюсь на ней. Мне неважно, что будут говорить.
— А сказать можно только одно: у вас благородное сердце и вы порядочный человек. Ничего другого никто не может сказать. Примите мои поздравления…
Жоан Фулженсио обнял Насиба, но взгляд его был озабоченным. Насиб настаивал:
— Так дайте мне совет: вы полагаете, что все уладится?
— В таких делах, Насиб, советов не дают. Разве кто-нибудь может знать наперед? Но я желаю, чтобы все уладилось, вы этого заслуживаете. Только…
— Что только?
— Есть цветы, — может быть, вы заметили, — которые красивы и ароматны, пока растут в саду. Но как только их ставят в вазу, пусть даже серебряную, они вянут и погибают.
— Почему же она должна погибнуть?
Тонико вмешался:
— Оставьте, сеньор Жоан! Бросьте вы эту поэзию… Это будет самая веселая свадьба в Ильеусе.
Жоан Фулженсио, улыбнувшись, сказал:
— Я шучу, Насиб. От души поздравляю вас. Ваш поступок очень благороден, это поступок культурного человека.
— Давайте выпьем по этому случаю, — предложил Тонико.
Веет морской ветерок, сияет солнце, Насиб слышит пение птиц.
О свадьбе и землечерпалках
Это была самая веселая свадьба в Ильеусе. Судья, явившийся с новой содержанкой, для которой, отчаявшись дождаться Габриэлы, и снял домик в переулке Четырех Мотыльков, в нескольких словах пожелал счастья новой чете, которую соединит истинная любовь, не боящаяся предрассудков, классовых различий и разницы в общественном положении.
Габриэла, с опущенными глазами, со смущенной улыбкой на устах, в тесных туфлях, одетая в небесно-голубое платье, выглядела очень соблазнительно. Она вошла в гостиную под руку с Тонико; нотариус был одет подчеркнуто элегантно, как в большие праздники.
Дом Насиба на Ладейре-де-сан-Себастьян был переполнен. Пришли все, званые и незваные, никому не хотелось пропустить такое зрелище. Как только Насиб сказал Габриэле о своем решении, он отослал ее к доне Арминде. Жениху и невесте не полагается спать под одной крышей.
— Почему? — спросила Габриэла. — Какое это имеет значение?
А как же. Теперь она стала невестой Насиба, а будет его женой, и она достойна самого высокого уважения. Когда он попросил ее руки, она задумалась:
— Зачем, сеньор Насиб? Не нужно…
— Ты что же, не согласна?
— Согласна-то я согласна. Но зачем? Я ведь люблю вас и без этого.
Он нанял пока двух служанок: одну — чтобы убирала, другую, девчонку, чтобы училась готовить. Потом надо будет подумать и о других — для ресторана. Он нанял маляров заново покрасить дом, купил новую мебель. Купил и приданое для невесты, тетка помогла выбрать платья, нижние юбки, туфли, чулки. Дядя и тетка, когда оправились от изумления, стали любезными.
Даже предложили, чтобы Габриэла на время переехала к ним. Он не согласился, разве он мог в эти дни обойтись без нее? Стена, отделявшая двор доны Арминды от двора Насиба, была низкой. Габриэла, подняв юбки, перепрыгивала ее, как горная козочка. Она приходила спать с ним. Сестра с зятем не хотели и слышать о ней и не пожелали примириться с решением Насиба. Ашкары из Итабуны прислали в подарок редкой красоты абажур из раковин.
Все пришли посмотреть на Насиба в темно-синем костюме, в ярко начищенных башмаках, с лихо закрученными усами и гвоздикой в петлице. Габриэла улыбалась, потупив взор. Судья объявил, что Насиб Ашкар Саад, тридцати трех лет, коммерсант, родившийся в Феррадасе, зарегистрированный в Итабуне, и Габриэла да Силва, двадцати одного года, занимающаяся домашним хозяйством, родившаяся в Ильеусе и там же зарегистрированная, вступили в брак.
