6
Карбанкс дал денег, но просил, чтобы его имя не фигурировало в списке. Он вёл дела со всякими людьми, и хотя хвалил патриотизм интегралистских молодчиков («У них трезвые идеи», — сказал он Гумерсиндо Бесса), но не пристало ему фигурировать в качестве человека, поддерживающего финансовую кампанию Союза интегралистов на юге Баии. Такую позицию заняли почти все экспортеры какао. Все дали деньги, но только Антонио Рибейро, примкнувший к интегралистам, носивший зелёную рубаху и вовлекший в фашистское движение всех своих служащих, поставил свое имя перед суммой в пять конто, на которую подписался. Перед цифрой он поставил «оплачено» и пошел взять деньги из несгораемого шкафа. Все остальные, исключая Рейхера, который был евреем и отказался помочь интегралистам, дали денег, но не подписались. Гумерсиндо Бесса, который показал себя настоящим дипломатом и стал полезнейшим человеком в фашистской партии, говорил экспортерам, что понимает их, что их действия вполне обоснованны. Он даже беззаботно рассмеялся, когда Карлос Зуде, вручив ему чек, стал восхвалять либерал-демократию:
— Что бы ни говорили, сеньор Гумерсиндо, нет другого такого режима, как либерал-демократия… Взгляните на Англию, какая великая империя!
И он засмеялся своим снисходительным смехом. Гумерсиндо тоже засмеялся:
— Вы уж извините меня, сеньор Карлос, но это было бы правдой, если б не было такого разложения нравов. Но либерал-демократия приведет мир к коммунизму…
Карлос развел руками:
— Может быть… Что касается меня, мне нравится либеральный климат. Я был в нём воспитан, я слышал замечательные речи Сеабра, сеньор Гумерсиндо… О, какой оратор! Но вы тоже отчасти правы… Мы были слишком либеральны.
Полковники не были так сговорчивы, как экспортеры. Правда, подъём цен, приведший к тому, что многим некуда было девать деньги, облегчил задачу уполномоченных финансовой кампании. Но иногда им всё же приходилось прибегать к угрозам… Гумерсиндо подавлял полковников цифрами, круглыми цифрами, показывающими рост Союза интегралистов, его скорый и неизбежный приход к власти.
— У нас есть почётные списки, но есть и чёрные списки…
Ожидание приезда лидера национальной организации фашистов (о его приезде объявили, но он так и не приехал) тоже способствовало успеху финансовой кампании. Но, однако, больше, чем рост числа сторонников интегрализма, больше, чем высказывания видных людей страны о политическом кредо зеленорубашечников, больше, чем сенсация вокруг скорого приезда лидера фашистской партии, помогали финансовой кампании усиленно распространяемые слухи о том, что «коммунисты становятся всё сильнее и скоро возьмут власть». Для полковников слово «коммунизм» звучало трагически. Они представляли себе, как у них отнимают землю, как дочери их становятся уличными женщинами, как всё превращается в невообразимый хаос. Интегралисты умело использовали этот ужас полковников перед коммунизмом, распространяя пугающие новости: «Коммунисты отнимут у всех землю, как они это сделали в России, и заставят полковников орудовать лопатой», «Луис Карлос Престес находится в Бразилии, он скрывается неизвестно где и готовит коммунистическую революцию». Какими бы неправдоподобными ни были слухи, полковники верили им. Они имели смутное представление о коммунистах, читали иногда листовки, требовавшие повышения заработной платы трудящихся, знали, что на Змеином Острове есть такие люди, которые на всё способны. Это было страшно. И они давали деньги интегралистам даже в том случае, когда сами принадлежали к традиционным партиям — правительственной и оппозиционной. Потому что в одном сходились единодушно все — помещики, экспортеры, священники, коммерсанты: нужно бороться с коммунизмом. Коммунизм был единственным, чего полковники боялись в этот первый год повышения цен, когда Ильеус превращался в Эльдорадо и какао — в самую выгодную культуру в стране.
Как раз в тот момент, когда началась финансовая кампания интегралистов, коммунистическая партия боролась за повышение заработной платы работников фазенд. Листовки распространялись уже не только в городах, но и в сельских местностях, и их влияние начинало сказываться, хотя и очень медленно. Листовки говорили, что работники фазенд живут «хуже, чем когда-то рабы», утверждали, что «в то время, как весь Ильеус купается в золоте, работники плантаций какао погибают от страшной нищеты».
Гумерсиндо Бесса носил в портфеле листовки и показывал их изумленным помещикам; это был его самый веский аргумент, при помощи которого он убеждал их помочь Союзу интегралистов.
Примерно три месяца спустя после бурной сцены между Сильвейриньей и полковником Орасио, как-то в полдень, молодой адвокат беседовал с Гумерсиндо в баре. Гумерсиндо рассказывал об успехе кампании.
— Большой успех… Огромный… Соберем больше тысячи конто… Люди, которые до сих пор нападали на нас, теперь дают деньги…
Оба были в зелёных рубахах, и Гумерсиндо искал случая спросить у Сильвейриньи про пятьдесят конто, которыми тот открыл список. Сильвейринья чувствовал к Гумерсиндо Бесса какое-то особое уважение, пожалуй, никого из знакомых ему членов интегралистской партии он не уважал так, как этого молодого человека, служившего у Шварца. Он был опорой Сильвейриньи, когда того выбирали главой организации, и противостоял тем, кто хотел выбрать Нестора, специалиста по истории.
С Гумерсиндо Сильвейринья был откровеннее, чем с другими. Они каждый день играли в кости в кафе «Люкс» и спорили о делах своей партии. У Гумерсиндо была редкая способность внушать Сильвейринье свои мысли, так что тому казалось, будто он самостоятельно додумался до всего, и он начинал выдавать мысли Гумерсиндо за свои. И был уверен, что сам думает обо всём и всё решает. Каждый раз, когда Сильвейринья излагал какую-нибудь идею, которую Гумерсиндо еще недавно вбил ему в голову, тот горячо его одобрял:
— Да, сеньор, прекрасная идея… Совершенно верно… Я с вами согласен…
Кампания подходила к концу. Взносы прибывали из Итабуны, Итапиры, Пиранжи, Феррадас — отовсюду. Почти все взносы уже прибыли, не хватало только пятидесяти конто Сильвейриньи. Гумерсиндо старался навести его на разговор об этих деньгах:
— Я нахожу, что не позже чем через месяц все пришлют денежки… Надо устроить большой праздник в честь окончания кампании…
Они стали обсуждать план праздника. Гумерсиндо заметил:
— Там вы сможете торжественно внести свой, взнос. Самый большой взнос, от главы организации… А? Это будет недурно выглядеть, правда?
Сильвейринья задумался. Потом он решил всё рассказать приятелю. Старик не захотел дать денег. Он одряхлел, стал ещё ворчливее, нет никакой возможности с ним сговориться, от него ничего, кроме оскорблений, не услышишь. Гумерсиндо уже знал кое-что о ссоре между отцом и сыном, потому что Орасио говорил об этом Манеке Дантасу. Он попросил Сильвейринью рассказать подробнее, и тот рассказал, хотя далеко не всё. Он говорил, опустив глаза, ему было стыдно перед другом за эту сцену с отцом. Но Гумерсиндо стал на его сторону. Он вообще был плохого мнения о стариках: «Поколение, неспособное понять великие идеи молодёжи».
