Аригоф вытащил пачку банкнот в пятьсот мильрейсов каждая.
— Тут два конто… И сшейте мне шесть костюмов, возьмите свои шестьдесят мильрейсов, а остальное я вам даю за то, что вы не поленились прийти и взыскать долг с клиента у игорного стола…
Швырнув портному деньги в лицо, Аригоф повернулся к нему спиной. А тот кинулся собирать купюры под улюлюканье женщин.
Как мы уже сказали, Аригоф смотрел лордом и, как истинный лорд, не занимался ничем, кроме игры. Нищий, как Иов, этот черный, будто вакса, мастер капоэйры лишился права бывать в Палас-отеле после того, как учинил там дебош. Какой-то лощеный папенькин сынок, налакавшись виски, рассмеялся при виде безукоризненно одетого во все белое Аригофа и громко крикнул: «Взгляните на эту обезьяну, сбежавшую из цирка». Зал был разгромлен, а на лице у нахала до сего дня красуется шрам от ножа.
По случаю небывалого выигрыша друзья устроили ужин под почетным председательством Шимбо. За столом были Мирандон, Робато, Анакреон, Пе де Жегэ, архитектор Лев Серебряный Язык, журналисты Курвело и Жоан Батиста, бакалавр Тибурсио Баррейрос, не считая гостеприимных хозяев заведения и букета легкомысленных прелестниц, которых по желанию сестер Катунда мы будем называть артистками. Этих «богато одаренных сестер», как именовал их в своих статьях Жоан Батиста, родила от разных отцов Жасинта Апанья-о-Баго. Старшая была почти негритянкой, младшая — почти белой, а средняя — очаровательная мулаточка. Внешне они совсем не походили друг на друга, но все трое были злыми и коварными. Пели они плохо, зато любовью занимались с истинным талантом, что и подтверждал Жоан Батиста, тративший все свои гонорары на предприимчивых сестер. Впрочем, редактор все еще не решил, какой же из них отдать пальму первенства.
Лев Серебряный Язык и адвокат хотели привезти других сестер из Гонолулу, чтобы придать обществу еще больше блеска. Эти не были сестрами даже по матери и родились вовсе не в Гонолулу, как они утверждали, а в Америке. Обе были темнокожие, но сложены превосходно: хрупкая нежная Жо напоминала косулю, а быстрая мускулистая Mo — пантеру. У них были приятные голоса и некоторые причуды: они не принимали приглашений на прогулки, обеды, морские купания, ночные пикники, а также не садились за столик к поклонникам и не выпивали с ними. Даже банкир Фернандо Гоэс, высокий и красивый холостяк с туго набитым кошельком, у ног которого валялись все женщины, не мог заполучить сестер, хотя ходил в «Палас» только ради них и французского шампанского. Жо и Mo пели лирические и джазовые песенки, танцевали и никогда не разлучались; перед выходом на сцену они сидели где-нибудь в укромном уголке и, держась за руки, пили вино из одного бокала. А после выступления поднимались к себе в номер.
Ужин был роскошным, с винами и шампанским, сестры Катунда щедро одаривали всех своими талантами. За столом царило веселье, мрачным оставался лишь молодой бакалавр Баррейрос, который никак не мог пережить отказ «этих отвратительных мужеподобных» американок. Со злости он напивался, не обращая внимания на воркующую возле него толстую Карлу, предлагавшую ему в утешение любовь и поэзию. Когда был подан счет, Аригоф чуть не поссорился с Гулякой: тот хотел оплатить хоть часть ужина. Негр, в которого в этот вечер словно бес вселился, заявил, что сочтет для себя оскорблением, если Гуляка заплатит даже один мильрейс.
По редкому и счастливому совпадению как раз на неделю, когда Гуляке сопутствовала удача и он вполне мог сделать самый дорогой подарок жене, пришелся день рождения доны Флор.
— Так что вы собираетесь ей подарить? — настаивала дона Норма.
Гуляка улыбнулся:
— Что я подарю Флор? Все, что она захочет… Пусть только скажет…
Дона Норма позвала дону Флор, которая пришла из кухни, вытирая руки о передник.
— Это правда, Гуляка? Ты не шутишь?
— Говори, что хочешь…
— А ты не пойдешь на попятный? Исполнишь все, что я попрошу?
— Ты же знаешь, дорогая, уж если я обещаю…
— Тогда пойдем обедать в «Палас», — сказала дона Флор.
До сих пор Гуляка отказывался вводить ее в мир своих друзей игроков, она была знакома только с Мирандоном, единственным, кто бывал в их доме. Некоторых приятелей Гуляки она видела мельком, остальных знала понаслышке. Даже Анакреон, которого Гуляка очень уважал, за все семь лет был у них не больше пяти-шести раз. Что же касается Аригофа, то он только однажды зашел к ним в воскресенье позавтракать. Знакомые доны Флор, соседи и ученицы были людьми порядочными, не имевшими ничего общего с беспутными приятелями ее мужа. Поэтому Гуляка никогда не соглашался брать дону Флор туда, где играют в рулетку и кости. Жена должна сидеть дома, и нечего ей, черт возьми, делать в этих подозрительных местах!
— С меня более чем достаточно сплетен, которые ходят обо мне, не хватает еще, чтобы ты там появилась.
Напрасно дона Флор убеждала мужа, что в Палас-отеле собирается самое изысканное общество. Почему бы и им не поужинать в роскошном зале, не потанцевать под лучший оркестр штата, не посмотреть лучших актеров из Рио и Сан-Пауло? Там бывают дамы из самых фешенебельных кварталов Грасы и Барры, одетые по последней моде, а некоторые из них, наиболее современные, даже играют в рулетку. Игорный зал являл собой как бы продолжение танцевального, ибо широкую арку между ними никак нельзя было назвать границей, отделяющей посетителей от разорения.
Дона Флор уже не просила, а требовала, переходила даже к оскорблениям:
— Ты меня не берешь, потому что боишься, что я встречу там твоих потаскух…
— Я не хочу видеть тебя в этих залах…
Но ведь дона Норма ходит в «Палас» с мужем каждый раз, когда там интересная программа. Аргентинцы, хозяева керамической фабрики, бывают там каждую субботу: ужинают, танцуют, смотрят выступления артистов. Но Гуляка не сдавался и, исчерпав все аргументы, неопределенно обещал:
— Ну хорошо, если подвернется подходящий случай…
И этот долгожданный случай наконец подвернулся. Дона Флор ушам своим не поверила, когда Гуляка, захваченный врасплох, нехотя процедил:
— Что ж, раз тебе так хочется… Как-нибудь на днях сходим.
И тут же предложил взять с собой дядю и тетку, дону Норму с Зе Сампайо, а также дону Гизу. Тетя Лита поблагодарила и отказалась: ей очень хотелось пойти, но у нее не было подходящего для «Паласа» вечернего туалета. Еще больше хотела побывать там дона Норма, однако сеу Сампайо на этот раз остался непреклонен: он очень уважает соседей и благодарит за приглашение, но, к сожалению, не может его принять, так как обычно в девять часов ложится спать, чтобы в шесть утра отправиться в свой магазин. Впрочем, в субботу или воскресенье он пойдет с удовольствием. Что же касается предложения доны Флор, чтобы дона Норма пошла в «Палас» без него, то об этом нечего и думать: он не может допустить, чтобы его жена посещала без мужа места, где пьют и играют, где, кроме порядочных людей, бывают проходимцы, не имеющие ни малейшего понятия о том, что такое уважение к женщине.
