Дона Флор ощущала нечто вроде головокружения. Ошеломленная и счастливая, она все же не знала, что означают эти быстрые взгляды, недоуменные жесты, улыбки — симпатию или насмешку. Рассеянно слушала она мужа.
— Ему уже больше семидесяти… Он играет только в баккара и всегда делает ставку в пять конто. Как-то раз за один вечер он проиграл больше двухсот конто… Но потом явились его дети — два негодяя-сына и потаскуха-дочь со своим мужем — и стали силой тащить его отсюда. Хуже всех вела себя дочь, эта подколодная змея, она натравливала на отца братьев и рогоносца-мужа… Теперь они затеяли против него судебный процесс, чтобы доказать, что старик выжил из ума и не способен больше распоряжаться своим имуществом…
Дона Гиза вытянула шею, стараясь получше разглядеть тощего как скелет старца с редкими седыми волосами. Он твердо держался, опираясь на палку. Лицо выражало волнение, а в глазах горел алчный огонь, казалось, что только он и поддерживает в старике жизнь.
— В конце концов, кто заработал эти деньги? — с возмущением спрашивал Гуляка. — А дети только и умеют что тратить! Бездельники! Они, видите ли, решили собственного отца отправить в сумасшедший дом… Я бы выпорол их всех, в том числе и девчонку, а потом засадил в тюрьму.
Дона Гиза не согласилась с ним: по ее мнению, старик не смел проигрывать свое состояние, поскольку должен был обеспечить семью…
Лекция о тонкостях наследственного права была прервана Зекито Мирабо, который подвел к их столику издателя из Сан-Пауло, чтобы познакомить с Гулякой и доной Флор.
— Я хочу, Гуляка, представить тебе своего друга, он много слышал о тебе и видел, как ты танцуешь… Он важная персона в Сан-Пауло… — И, обернувшись к приезжему, отрекомендовал Гуляку. — Вы уже знаете о нем, это… — Присутствие доны Флор сковывало его. — Ну, в общем, мой большой друг…
Гуляка торжественно представил дам:
— Моя жена и ее подруга дона Гиза — американка, кладезь премудрости…
Дона Флор смущенно протянула кончики пальцев, словно какая-нибудь деревенщина. Издатель, почтительно склонившись, поцеловал ей руку.
— Жозе де Баррос Мартинс к вашим услугам. Поздравляю вас, сеньора, редко мне доводилось видеть танго в таком прекрасном исполнении… Это было великолепно!
Затем он поцеловал руку доне Гизе и, так как оркестр заиграл в это время самбу, спросил:
— Вы танцуете самбу? Или, как истинная американка, предпочитаете блюз?…
Гуляка сразу же сбил с издателя спесь:
— Да что вы!.. Она отплясывает самбу так, что залюбуешься…
— Ну что ты говоришь… — улыбаясь, с легким укором сказала дона Флор.
Но дона Гиза даже глазом не моргнула, совсем не обидевшись, она вышла с издателем на площадку и лихо завертела своими тощими бедрами, будто в подтверждение слов Гуляки. Вдруг Гуляка помрачнел, и дона Флор сразу сообразила, почему: одна из трех мулаток, сидевших за столиком Зекито, такая хорошенькая, что невозможно было оторвать от нее глаз, тоже подошла к ним и, окинув вызывающим взглядом дону Флор, нежно проворковала, обращаясь к Мирабо:
— Дорогой, наша самба. Я жду…
Доне Флор она адресовала свое презрение, Гуляке — сердитый взгляд и ангельскую, соблазнительную улыбку Зекиньо:
— Пойдем, негритенок…
Дона Флор старалась не глядеть на мужа. Наступила неловкая пауза: прищурив глаза, она повернулась к танцевальной площадке, Гуляка смотрел в сторону игорного зала. Зачем ей понадобилось приходить сюда, спрашивал он себя. Он всегда так противился этому. И вот теперь, в день своего рождения, вместо того чтобы веселиться, бедняжка Флор кусает губы, сдерживая слезы. Эта ослица Зилда дорого поплатится. Гуляка наклонился к доне Флор и, взяв ее руку, шепнул с нежностью, которую нельзя было не почувствовать:
— Не будь дурочкой, дорогая. Ты сама захотела прийти сюда, но это место не для тебя, моя глупышка. Неужели ты станешь обращать внимание на здешних потаскух и их выходки? Ты пришла повеселиться со мной, так считай, что, кроме нас, здесь никого нет… Пошли к черту эту шлюху, у меня с ней ничего нет…
Дона Флор легко дала себя обмануть, потому что ей хотелось верить. Со слезами на глазах, жалобным голоском она переспросила:
— Это правда?
— Разве ты не видишь, что я не обращаю на нее внимания? Забудь о ней, любимая, эта ночь наша, ты убедишься в этом, когда мы вернемся домой… Я не пойду сегодня играть.
Мулатка проплыла мимо них в танце, прижимаясь к красавцу Мирабо, который в экстазе закатил глаза.
— Пойдем потанцуем? — предложила дона Флор.
Они танцевали самбу, пасодобль. Потом ей захотелось посмотреть игорный зал, и Гуляка, который был готов исполнить любой каприз жены, повел ее туда. Дона Гиза тоже пошла за ними своей прыгающей походкой, желая узнать все, вплоть до преисподней. Она ничего не смыслила в картах и в жизни не видела, как играют в кости.
Дона Флор молчала, как человек, проникающий в храм, куда заказан путь непосвященным. Наконец-то ей удалось попасть туда, где ее муж становился богачом и нищим, королем и рабом. Она стояла на самой границе этой ночной жизни, этого свинцового моря, за которым простирались мечты и тревоги. Залы «Паласа» были самой богатой и блестящей столицей этого мира. Его тернистые пути вели в кабаре, игорные и публичные дома, тайные притоны, грязные и мрачные убежища наркоманов, о которых дона Флор не могла слышать без содрогания. Гуляка уверенно шел по этим путям, дона же Флор лишь робко приблизилась к границам.
За стенами «Паласа», в котором, если верить рекламе, царит приятная семейная обстановка и полумрак, горят хрустальные люстры, играет первоклассный оркестр, блистают дамы из высшего общества и дорогие содержанки, в лабиринтах бедной, лишенной мишуры ночи таилась последняя правда Гуляки.
Доне Флор достаточно было быстрым шагом обойти игорный зал, и она постигла этот безумный мир, этот океан слез, причину ее горестей и страданий. Дона Гиза, напротив, шла медленно, как завороженная, вглядываясь в лица игроков, их жесты. Один из них возбужденно говорил сам с собой. Будь ее воля, учительница еще долго там оставалась бы. Но официант, с почтением относившийся к Гуляке, пришел сообщить, что ужин подан и скоро начнутся выступления артистов.
Вернувшись в танцевальный зал, они столкнулись с только что вошедшим Мирандоном. Кума в «Паласе»?… Что за чудо! Уж не решила ли она взорвать игорный зал? Сегодня день ее рождения? Боже, как мог он забыть! Завтра же он пришлет свою жену с крестником и подарком. «Никаких подарков», — возразила дона Флор. Она была довольна сверх всякой меры подарком мужа и не желала никакого другого.
Кормили в ресторане скверно: рис был недосолен, мясо невкусное, но Гуляка был так предупредителен, предлагая ей лучшие куски! Дона Флор позабыла о всех своих страхах.
Вдруг огни погасли и тут же снова вспыхнули; конферансье Жулио Морено объявил о начале концерта. Первыми выступали сестры Катунда: пели они неважно, зато выставляли напоказ свои груди и ляжки.
