Он внимательно изучал ее взглядом, и дона Флор почувствовала себя раздетой. Потом в его глазах появилось одобрение, а вежливая улыбка сменилась довольным смешком.
И все это время он не выпускал ее руки из своей.
Наконец, сеу Алуизио решил, что перед ним легкая и верная добыча. Его опыт провинциального Дон Жуана подсказывал ему, что кротость и скромный вид доны Флор — одно притворство. Он знал таких женщин: почти все они лгуньи, зато хороши в постели.
У себя в провинции, где женщина всецело подчинена воле мужа, своего повелителя, и живет только заботами домашнего очага, сеу Алуизио не раз читал в глубине стыдливо опущенных глаз горячий отклик на его призыв.
Кто знает, не бушуют ли штормы под этой тихой поверхностью, не тлеет ли под сдержанностью и благочестием совсем еще молодой и здоровой женщины огонь страсти? Доктор Алуизио знал этих скромниц, укрывшихся в тиши своих домов и скованных средневековой моралью. Однако, когда подворачивался подходящий случай, они с удивительной легкостью обходили все препятствия и, поборов страх, ловко наставляли рога своим деспотам, которые иногда пускали в ход револьвер либо кинжал.
Часы своего досуга — а их было более чем достаточно, поскольку в конторе он был не очень занят, — нотариус посвящал женщинам. Он изучил их досконально, что позволило судье в Пилан-Аркадо доктору Дивалу Питомбо назвать его «тонким психологом, знатоком женской души и ценителем классической литературы». Из классической литературы, впрочем, он читал только бразильские романы, некоторые переводы из греческой мифологии и книги о римской империи, в основном периода упадка. Что касается женщин, то на них у сеу Алуизио было чутье, и это принесло ему несколько побед, славу грозы мужей и неотразимого соблазнителя. Несмотря на лысину и крючковатый нос, он совратил не одну красотку, их не удерживали ни средневековые предрассудки, ни боязнь мести.
Итак, перед доной Флор стоял Казакова с берегов Сан-Франциско и старался проникнуть в тайники ее души, прочесть ее мысли, чтобы овладел тем, что было скрыто от других. Решив, что она отвечает его вкусу, дон Алуизио нашел ее забавной и вполне доступной. В его глазах дона Флор вовсе не была самой порядочной и добродетельной вдовой Баии, как это считали завсегдатаи бара на Кабесе и даже самые злые сплетницы, не побоявшиеся бы сунуть руку в огонь за честь доны Флор.
Кстати, о руке… Адвокат все еще держал руку доны Флор, легонько и ласково сжимая ее. Дона Флор сразу поняла, какое он составил о ней мнение, от нее не укрылось и то, что держит он ее руку с видом собственника. Наглый, самодовольный и самовлюбленный провинциал. Если сразу не осадить его, он и дальше будет вести себя так же дерзко. Нахмурившись, дона Флор резко вырвала руку. Соблазнитель из каатинги
[31]
сделал вид, будто ничего не случилось.
— Разрешите, уважаемая, я признаюсь вам откровенно… Я приехал в столицу не только по делам своей конторы и повидать родственников, главное, что привело меня сюда, — это желание познакомиться с вами… Энаида в своих письмах…
Но дона Флор, воспользовавшись тем, что в это время в комнату вошла дона Дагмара, сказала доктору Алуизио:
— Если позволите… Я должна поздороваться со своей подругой…
Болтливая и несдержанная, дона Дагмара сразу же спросила:
— Кто этот лысый попугай? Очередной претендент?
— Ну что ты, дорогая… Это кузен Энаиды, некий доктор Алуизио, политический деятель из провинции…
— А! Я уже о нем слышала… Говорят, он заправляет где-то в районе Сан-Франциско… Дай-ка мне, дорогая, чего-нибудь поесть.
В столовой было полно гостей, гремели тарелки, ножи и вилки, пустые блюда уносили в кухню, оттуда приносили новые кушанья. Праздник удался на славу: пришли коммерсанты, коллеги хозяина и члены Клуба торговцев, родственники, соседи, подруги доны Нормы. Они расположились группами в комнатах и на веранде. Кухня тоже была забита до отказа крестниками доны Нормы и кумушками. В углу столовой, неподалеку от большого стола, виновник торжества торопливо и жадно поглощал еду, украдкой кидая тревожные взгляды на блюда с угощениями, боясь, как бы гости не съели все, прежде чем он насытится.
Зе Сампайо старался не бросаться в глаза, чтобы его не заметили и не помешали таким образом его приятному занятию. И все же аргентинец Бернабо, с желтыми от пальмового масла губами, подошел к нему выразить свое восхищение.
— Я давно не ел с таким удовольствием, дружище. Все приготовлено очень вкусно…
Дона Флор помогала доне Норме и кухаркам, которых прислали соседи, но, как только стало немного поспокойнее, присела на свободный стул в углу веранды и начала наблюдать за гостями: сеу Вивалдо, хозяин похоронного бюро, накладывал себе уже четвертую тарелку, доктор Ивес налегал на сладкое.
Ковыряя зубочисткой во рту, сеу Алуизио будто невзначай подошел к доне Флор и прислонился к стене.
— Пир под стать римскому… — заметил он.
Дона Флор хотела промолчать, но потом решила, что у нее нет никаких оснований для такой бестактности.
— Когда Норминья устраивает обеды, она не скупится…
Сеу Алуизио поглядел по сторонам. Дона Флор продолжала смотреть на шумных гостей, и вдруг до нее донесся шепот нотариуса:
— Скажите мне, красавица…
— Что? — испугалась дона Флор.
— Как вы отнесетесь к тому, чтобы сходить полюбоваться луной на озеро Абаетэ? Сначала выйдете вы и подождете меня на площади.
Дона Флор вскочила, словно ужаленная, и сдавленным голосом воскликнула:
— Как вы можете обо мне такое думать?
Доктор Алуизио тихонько рассмеялся, будто знал настоящую цену этому возмущению. Он привык к подобным сценам.
— Я вам предлагаю пройтись и ничего больше…
Дона Флор не могла и слова сказать, от негодования щеки ее пылали, бешено стучало сердце. Неужели он сумел прочесть на ее лице следы ночных мучений? Чуть не бегом бросилась она в гостиную.
— Что с тобою, Флор? — спросила Марилда, заметив ее смятение.
— Не знаю, что-то с сердцем… Сейчас пройдет…
— Сядь сюда… Я принесу тебе воды…
— Не надо… я посижу с твоей матерью…
Слушая подруг, которые потешались над прожорливостью некоторых гостей, дона Флор понемногу пришла в себя. Наглое приглашение любоваться луной в черную как смоль ночь было просто издевательством. Подруги продолжали судачить, и дона Мария до Кармо сказала, что ее беспокоит чрезмерная веселость сеу Сампайо, который никогда так не вел себя во время обеда.
Когда женщины приумолкли, настойчивый кавалер с берегов Сан-Франциско появился снова, на этот раз под руку со своей кузиной доной Энаидой, и нахально спросил:
— Найдется тут место для двоих? Или ваш разговор не для мужчин?
