Теперь влейте в бульон кокосового молока, густого и жидкого, и пальмового масла — две полные чашки. Поварите подольше на медленном огне, все время помешивая деревянной ложкой в одном направлении, иначе ватапа свернется. Мешайте до тех пор, пока блюдо будет совсем готово.
Мои сны измучили меня, но я не виновата, уж такая я есть целомудренная, скромная и в то же время распутная, истеричная, взбалмошная.
Ну вот, ватапа и поспела. Видите, какая красота! Теперь остается только полить ее пальмовым маслом и подать вместе с акасой.
[32]
Ваши женихи и мужья пальчики оближут!
Да, кстати, раз уж речь зашла о женихах, оповестите всех, что одна молодая вдова, довольно милая и красивая, с матовой золотистой кожей — первоклассная повариха, очень трудолюбива и порядочна, с прекрасной репутацией, ни одна женщина на свете не может с ней сравниться. Эта образцовая вдова, стыдливая как девица, познала все муки страсти, пожирающей ее.
Если найдете подходящую кандидатуру, сообщите поскорей, в любое время: утром, вечером, в полночь, на рассвете — и в любую погоду: солнечную или дождливую. Присылайте жениха немедленно, с судьей, священником и брачным контрактом, присылайте как можно скорей.
Я шлю этот призыв со всеми подводными течениями, в часы отлива и прилива, морскими и каботажными путями, потому что гавань мою трудно обнаружить — это убежище для всех потерпевших кораблекрушение скрыто от посторонних глаз. Если кто из вас услышит о холостяке, который ищет вдову, чтобы вступить с ней в брак, передайте ему, что здесь, у плиты, стоит дона Флор и готовит рыбную ватапу, сжигаемая адским огнем.
10
Однажды дона Флор не выдержала и во всем призналась доне Норме.
— Я проклята, Норминья, не хочу об этом думать и думаю все время, не хочу вспоминать и вспоминаю беспрестанно, боюсь своих снов и вижу их всю ночь. Моя воля бессильна. Я не могу совладать со своим телом, Норминья.
Брошюра об учении йогов, которую дона Флор не раз перечитывала, внушала, что «дух должен побеждать грешную плоть», но борьба эта была мучением для ее тела, бунтовавшего против целомудренной души, она нарушала спокойное течение вдовьей жизни. Воля доны Флор не могла больше управлять инстинктами. Противоречие между образцовой вдовой и молодой, жаждущей любви женщиной достигло кульминации. Этот тяжелый случай, если верить учению йогов, требовал «полной сосредоточенности и ежедневных физических упражнений».
Никакой пользы не принесла эта ученая книга и трудные упражнения, которые пышной доне Флор оказались не по силам. Пытаясь добиться равновесия между телом и духом, дона Флор в течение двух недель терзала себя самым нелепым образом. Дона Дагмара по ее просьбе показала ей различные упражнения, и дона Флор стала терпеливо выполнять их, надеясь на успех. Подруга не скупилась на похвалы замечательной системе йогов: ей удалось похудеть на четыре килограмма. Дону же Флор постигла полная неудача, она даже не похудела. Вместо обещанных покоя и душевной гармонии она получила усталость, все тело болело и по-прежнему томилось от неудовлетворенной страсти.
Ни к чему не привели и научные изыскания доны Гизы, сыпавшей, словно профессор на кафедре, непонятными словами: комплекс, либидо, подсознание, сублимация, табу.
— Ты, Флор, полна сублимаций и комплексов, а значит, секс для тебя — табу.
Сознание или подсознание были тому виной, сублимация, комплексы или самое обычное желание, но сны ее оставались все теми же. И американка ничем не могла ей помочь, потому что положить конец сублимациям и комплексам значило опозорить себя и память покойного мужа.
Умудренная опытом, проницательная и умелая от природы, дона Норма сразу поставила диагноз:
— Все из-за того, моя дорогая, что у тебя нет мужчины. Ты молода, слава богу, здорова, чего же ты хочешь? У монахинь и тех есть жених небесный, а некоторые еще и наставляют ему рога. — Дона Норма улыбнулась. — Помнишь монашку из Дестерро, которая забеременела от пекаря, а потом стала актрисой? Тогда только об этом и говорили… — Но и монахиня на театральных подмостках не могла развеселить мрачно настроенную дону Флор.
— Но, Норминья, я же вдова… — упорно повторяла она.
— Ну и что? Или ты думаешь, вдова не женщина? Вдовы, насколько мне известно, только и делают, что мечтают о мужчинах… Вот как…
— Ты сама знаешь, что я не из таких. Однажды ты даже назвала меня грубиянкой…
— Ну и что? Ты не кокетка… Но если говорить откровенно, последнее время ты раздражена и стала просто невыносима. Уже почти год ходишь во вдовах, а такая печальная, будто только вчера мужа похоронила. Раньше ты вместе с нами высмеивала женихов, теперь же, стоит кому-нибудь пошутить на эту тему, и ты начинаешь злиться…
— Ты отлично знаешь, к чему привели ваши разговоры… Появился этот мошенник…
— Значит, из-за того, что этот герцог или принц торчал у фонаря, ты стала хуже монахини? Но если он и обратил на тебя внимание, то только потому, что ты лакомый кусочек. А после ухаживаний сеу Алуизио ты вообще заперлась в доме, почти никуда не выходишь, не смотришь на мужчин, будто они дикие звери… В конце концов, Алуизио хотел лишь…
— Я знаю, чего он хотел…
— Оказаться у тебя в постели, дорогая… Но это же естественно… Желающих еще много найдется, они так и вьются вокруг тебя. У многих глаза загорелись…
— Неужели у меня такое бесстыжее лицо, что эти нахалы осмеливаются…
— А почему ты решила, что им обязательно нужна распутница? Хоть ты и держишься как недотрога…
— Но что мне делать, Норминья?
— Погасить огонь, моя милая… Если ты потеряла покой и сон, то только потому, что тебя жжет это проклятое пламя…
— Что ты, Норминья, клянусь тебе…
— Но разве это не так? Разве я не права?
— Значит, ты хочешь, чтобы я опозорила себя? Я не какая-нибудь распутница и не желаю заводить любовника. Я признаю только брак… Оттого, что я думаю все время об этих глупостях, мне умереть хочется со стыда… Неужели я такая легкомысленная, если ты предлагаешь мне подобные вещи…
— Не дури, ничего страшного я тебе не сказала. И нечего обижаться!
— Но ведь ты же сказала…
— Сказала, и повторяю: то, что с тобой происходит, совершенно естественно и вовсе не значит, что ты легкомысленна… Наоборот… Ты серьезная и кажешься еще серьезнее, оттого что хорохоришься… Ты даже себе не представляешь, какое у тебя лицо, когда на тебя смотрит мужчина…
— А по-твоему я должна хихикать и заигрывать с ним? Нет, лучше умереть… ты ведь знаешь, у меня никого не было, кроме мужа…
— А как же иначе?
— Но муж умер…
— Причем раньше тебя… И ничто не мешает тебе завести второго. Ты молода, Флор, тебе нет еще и тридцати…
