Дона Паула, супруга доктора Анжело Косты, записалась в школу «Вкус и искусство» и обнаружила к кулинарии достаточное призвание. Доне же Боренисе пришлось отказаться от этой затеи, ибо она так и не научилась отличать филейную часть от костреца.
С доной Гертрудой Беккер, супругой доктора Фридриха Беккера, владельца нескольких аптек, который поддерживал торговые отношения с крупными иностранными фирмами и более или менее постоянно избирался президентом общества, дона Флор не завязала знакомства. Дона Гертруда не снисходила до беспокойных и жадных мелких торгашей, связанных с ее мужем только делами, и лишь раз в год являлась на рождественский бал. Сам же доктор Фридрих никогда не бывал на завтраках с лимонадом и вином из Рио-Гранде, зато не пропускал ни одного собрания в обществе, неизменно председательствовал на них и по любому вопросу высказывался последним.
Это был низенький немец с нежно-голубыми глазами, говорил он с сильным акцентом. О том, как он нажил богатство и получил звание фармацевта в немецком учебном заведении, уже владея тремя аптеками, ходили разные слухи. Доктор Фридрих обожал детей и, где бы их ни встретил, одаривал конфетами, которыми всегда были набиты его карманы.
Через два месяца после свадьбы дона Флор впервые поднялась по лестнице, ведущей в Баиянское общество фармакологов, расположенное на третьем этаже здания на площади Жезус, построенного в колониальном стиле. Второй этаж занимал спиритический центр общества Веры, Надежды и Милосердия, старого соперника фармацевтов, ратовавшего за лечение с помощью черной и белой магии, но без лекарств и инъекций.
В тот незабываемый вечер дона Флор стала свидетельницей острых дебатов, развернувшихся вокруг доклада казначея общества доктора Джалмы Нореньи «О все возрастающем потреблении лекарств, изготовляемых на промышленных предприятиях, сокращении потребления лекарств, приготовленных по рецептам, и вытекающих из этого неприятных последствиях».
Однако единства в рядах фармацевтов не оказалось. Одни были сторонниками фабричных лекарств, другие отдавали предпочтение лекарствам, приготовленным в провизорских по рецептам с подписью врача и фармацевта.
Доктор Теодоро был одним из самых ярых приверженцев второй группы. «Кому будут нужны фармацевты, если все лекарства начнут изготовлять на фабриках? А мы станем приказчиками в собственных аптеках». Этот вопрос он целую неделю готовился задать собранию.
От противоположного лагеря, отстаивавшего фабричный способ изготовления лекарств (и даже национализацию соответствующих предприятий), выступил доктор Синвал Лима, прославившийся своими открытиями в фармакологии. Кроме него, дона Флор получила возможность услышать великолепную речь знаменитого Эмилио Диниса. Хоть и он был из лагеря противников, беспристрастный доктор Теодоро отдал должное ораторскому таланту профессора.
— Настоящий Демосфен!
Но выдающиеся умы были и в группе нашего дорогого Мадурейры. Достаточно назвать доктора Антиоженеса Диаса, бывшего декана факультета, автора ряда книг, восьмидесятивосьмилетнего старца, который еще находил силы утверждать:
— Лекарство, приготовленное машиной, в мою аптеку не поступит…
Прошло уже больше двадцати лет, как он оставил эту свою аптеку, а его сыновья закупали и продавали фабричные лекарства как представители крупных предприятий Сан-Пауло. «Старик просто выжил из ума», — твердили они.
Возможно, в словах неблагодарных сыновей и заключалась доля истины, ибо вид у старика был безумный и он то и дело беспричинно смеялся. Самыми же просвещенными и авторитетными членами этой группы были доктора Арлиндо Пессоа и Мело Нобре. Да и доктор Теодоро, о котором было бы несправедливо умолчать только потому, что он герой этой скромной хроники, мог компетентно судить о поднятом вопросе, о чем он сам и заявил доне Флор, подчеркнув еще раз важность данного собрания и добавив, что она должна считать себя счастливой, присутствуя при этих исторических дебатах.
Исторических и объективных, поскольку ни он, ни один другой горячий защитник приготовления лекарств по рецептам не отказывались продавать в своих аптеках фабричные лекарства. Разве могли они бороться с конкуренцией этих проклятых модных лекарств? Таким образом, позиция доктора Теодоро была чисто теоретической, не имеющей ничего общего с практическими требованиями торговли, ибо не всегда теория соответствует практике, в жизни часто возникают противоречия, вызванные соображениями выгоды.
Дона Флор, не собиралась углублять это противоречие между теорией и практикой и согласилась с мужем, утверждавшим, что «тем более похвальна позиция тех, кто защищает изготовление лекарств по рецептам». Спор этот ее вообще мало заботил, поскольку она почти не употребляла лекарств: у доны Флор было отличное здоровье, и она не помнила себя больной (если не считать бессонницы во время вдовства).
Это был действительно памятный вечер, как и обещал доктор Теодоро и как коротко сообщили газеты. Прочитав о своем выступлении и выступлении коллег в сжатой бесцветной заметке: «в дискуссии в числе прочих приняли участие доктора Карвальо, Коста Лима, Э. Динис, Мадурейра, Пессоа, Нобре и Тригейрос», — он почувствовал некоторое разочарование. Несколько выделена была лишь речь доктора Фридриха Беккера — автор заметки похвалил его за «ясность изложения, обширные знания и логику». «Почему журналисты с таким пренебрежением относятся к самым насущным проблемам и именно для них жалеют место? — возмущался доктор Теодоро. — И в то же время целые страницы посвящают самым отвратительным преступлениям, скандальным историям кинозвезд и их бесконечным разводам, только развращающим нашу молодежь?»
Подробный отчет о собрании и обширные комментарии к дебатам поместил журнал «Бразильская фармакология» (год издания XII, номер IX, страницы 179–181), выходящий в Сан-Пауло. Финансируемый крупными предприятиями, журнал не скрывал, что защищает их интересы, и все же отдал должное «блестящему выступлению доктора Мадурейры, нашего непреклонного противника, которому мы приносим самые искренние поздравления».
Дона Флор изо всех сил старалась следить за ходом дебатов, но, откровенно говоря, ничего не могла понять. Чтобы не огорчать супруга, она внимательно слушала ораторов, однако их тезисы и формулировки были для нее недоступны.
Ее постоянно отвлекали самые неожиданные вещи: то она вдруг вспоминала забавную болтовню Марии Антонии и улыбалась во время серьезного выступления доктора Синвала Косты Лимы, то начинала думать о Марилде, которая все настойчивее и нетерпеливее рвалась петь по радио, поддавшись, как полагал доктор Теодоро, пагубному влиянию кинозвезд. Девушка совсем отбилась от рук, во всем перечила матери и завела знакомство с каким-то Освалдиньо Мендонсой, работавшим на радио. Несмотря на то что мать следила за каждым ее шагом и запрещала без разрешения выходить из дому.
Когда дона Флор опомнилась, у микрофона стоял доктор Теодоро. Она попыталась понять аргументы, которыми он приводил в замешательство противников. Весь облик мужа, его серьезное лицо, сдержанная жестикуляция говорили о том, что он человек достойный, честно выполняющий свой долг, долг фармацевта, пусть даже вопреки собственным интересам.
