Потом приготовил и съел глазунью, включил компьютер и перед уходом на работу записал наконец окончательное доказательство.
Будто точку поставил.
— Для чего вы нам это рассказываете? — прервал Антон словоизвержение Вязникова. — Может, будет лучше, если я задам вам конкретные вопросы, а вы ответите, не пытаясь запутать нас в никому не нужных деталях?
— Детали — самое главное, — пробормотал Вязников. — Я хотел, чтобы вы представили, как это происходило. Поверить невозможно без деталей.
— Извините, мы люди простые, — сказал Репин, поняв, что Антон на взводе и способен запустить пустой чашкой в голову подозреваемого. — Я еще помню кое-что из институтского курса, но Антон Владиславович не сечет в ваших вероятностях, да и мне, честно говоря, кажется, что вы слишком углубились в дебри. Вот конкретный вопрос: какое отношение имеет трагическая гибель Владимира Сергеевича Митрохина к вашему рассказу?
— Я не знаю, — коротко ответил Вязников, но Илья поднял брови, Антон изменился в лице, и Даниил быстро добавил: — Скорее всего, прямое отношение. Вы говорили о тринадцати случаях. Я, пожалуй, добавил бы еще четыре, включая упомянутую дыру в стекле. Семнадцать. Доказывает ли такое количество положительных экспериментальных случаев однозначную правильность теории? Сколько нужно поставить опытов, чтобы утверждать: да, это закон природы, а не случайные совпадения?
— Вы можете ответить на вопрос Ильи Глебовича? — рявкнул Антон, приподнявшись и угрожающе наклонившись в сторону Вязникова. Тот непроизвольно прикрыл лицо ладонями.
— Хм… — тихо сказал Репин.
— Да я отвечаю… — сказал Даниил, он искренне считал ответом свои длинные рассуждения. — Вы спросили, какое отношение к теореме Вязникова имела гибель Володи. Я говорю — скорее всего прямое. По моей оценке, достоверность на уровне около трех с половиной сигма. Примерно девяносто девять процентов. Но процент остается…
— В прошлом году, — вспомнил Илья, — некоего Михаила Растопчина осудили на двенадцать лет строгого режима за убийство девочки. Доказательство того, что убийство совершил именно Растопчин, было представлено в суде экспертизой. Я, к вашему сведению, подписывал заключение. Идентичность характеристик кожных элементов, найденных на трупе, с характеристиками кожи обвиняемого была удостоверена с вероятностью девяносто три процента. Суд посчитал это более чем достаточным доказательством.
— Суд! — воскликнул Вязников, взмахнув руками. — Сколько невинных людей расстреляли, пока нашли Чикатило? Трех? Четырех? Если говорить об этой вашей достоверности — православная церковь до сих пор не признала, что найденные под Екатеринбургом останки принадлежат именно царской семье! А там о какой вероятности говорили генетики? Девяносто девять процентов? Больше? Чтобы доказать экспериментально существование нового закона природы, физики обычно проводят сотни тысяч опытов. Сотни тысяч!
— Хорошо, — поставил точку Илья. — Вы согласны с тем, что гибель Владимира Сергеевича Митрохина с достоверностью три с половиной сигма связана с вашими действиями по доказательству некоей теории?
— Если в такой формулировке, то согласен, — кивнул Даниил.
— Достаточно. Второй вопрос: можете ли вы вызывать подобные события одним лишь усилием воли или вам для этого необходимо оборудование?
— А? — округлил глаза Даниил. — Но послушайте! Я же все время пытаюсь вам…
— Отвечайте на вопрос! — резко сказал Антон.
— Нет, — буркнул Вязников. — Какое, к черту, оборудование? Вероятности перемещать? Господи, глупость какая…
— То есть, вы подтверждаете, что явления, подобные сожжению Митрохина, способны вызывать по собственному желанию? Да или нет? — продолжал Антон.
— Нет, — угрюмо сказал Даниил. — Ничего я не могу вызывать по собственному желанию. Пока, во всяком случае. Я не старик Хоттабыч. В будущем, возможно, эффект обмена станет управляемым. Даже наверняка станет. А пока — нет. Пока эффект только концентрируется вокруг меня, потому что… Знание приводит к локализации вероятностей. Как бы вам объяснить… Ну, скажем, пока вы не знали о том, что курить опасно, то все было в порядке — вы выкуривали по две пачки в день, и ничего. А потом вас просветили: капля никотина, мол, убивает лошадь. Помните такой плакат? И вы сразу стали замечать: после третьей сигареты плохо соображаете, после пятой в груди возникает какое-то стеснение. Пытаетесь бросить, но не можете — привычка. Думаете о раке легких, и через год у вас действительно обнаруживают эту страшную болезнь.
— Но это же просто психология! — возразил Илья. — Вы совсем не то в пример приводите. Человек начинает думать о чем-то, и это что-то с ним непременно происходит. Чистая психология и не более того.
— Так я и говорю!.. Извините, Антон Владиславович, нельзя ли еще кофе? Я обычно выпиваю кофейник, когда сложный расчет или доказательство. А сейчас у нас такой…
— Потом, — сказал Антон. — Давайте наконец закончим.
— Хорошо, — поник Даниил. — Вы думаете о чем-то, и что-то происходит. Вы хорошо сформулировали.
— Это чисто психологический эффект, — пожал плечами Илья.
— Но вполне реальный! Знание доказательства теоремы Вязникова означает, что обмен вероятностями будет происходить локализовано… Да вы же сами меня в этом обвиняете! А теперь хотите убедить меня в том, что ничего подобного не происходит?
— Вы можете управлять этим эффектом? — спросил Репин.
— Я же сказал — нет. Единственное что я обнаружил за эти месяцы: обмен происходит, если возникает стресс.
— Какой стресс вы испытывали во время пикника? — мрачно осведомился Антон.
— Хотел объясниться, — вздохнул Даниил, взял в руки пустую чашку и внимательно всмотрелся в кофейные разводы на дне, будто собирался устроить сеанс гадания. — Значит, не дадите кофе… Эти ваши милицейские штучки… Почему бы не включить лампу? Она, наверное, очень яркая. И мне в глаза. Тоже стресс, между прочим. Как и кофе.
— О чем вы хотели объясниться с Митрохиным? — продолжал Антон, делая вид, что не обращает внимания на неприкрытую угрозу. На самом деле он хорошо понял намек и в глубине души испытывал тот самый стресс, о котором говорил Вязников. Илья, похоже, тоже все прекрасно просек, его внутреннее напряжение Антон ощущал, как свое собственное. Может, стоило прекратить разговор? В соседней комнате женщины, да и квартира своя, это не служебный кабинет — а ну как спалит этот Вязников своими вероятностями и старое отцовское кресло, и картину на стене, и вообще?.. Стоп, сказал себе Антон, только паники мне не хватало. Ничего он тут не сожжет, он еще и десятой доли правды не выложил, думает отделаться своими математическими байками. Где и когда кто и кого способен был убить с помощью математических теорем?
— О чем мне было объясняться с Володей? — пожал плечами Вязников. — Я хотел поговорить с Машей. И был взвинчен, конечно. Она тоже чувствовала, что… А потом случился этот кошмар.
