— Замечала, конечно. Нормальная практика обсуждений, — пожала плечами Вера. — Это же не мозговой штурм. Если идти по шагам алгоритма, без критики нельзя, согласись, нужно уточнять каждую формулировку. А Лиза прекрасно анализировала.
— Что ты мне объясняешь? Все так, каждый на себе испытал, что такое критика… Кому угодно Эдик мог это простить, Лизе — нет. Самая молодая, самая необразованная, всего лишь двухмесячные курсы висталогии окончила, ни одной самостоятельной работы, а у Эдика четырнадцать заявок на открытие и три авторских свидетельства. И женщина, к тому же. Почему ей, молодой, без особого образования, не очень умной, по его мнению, удается все, а его Аида в это время…
— Это какое-то извращение, а не зависть!
— Извращенная зависть, так точнее. А почему Эдик тебе завидует?
— Мне? Что, мне тоже?
— Конечно. Я даже не знаю — почему. Но завидует.
Вера помолчала, вспоминая. Плотнее закуталась в плед, сказала:
— Мне всегда слышались в голосе Эдика какие-то интонации, будто он хочет признаться в чем-то, но не решается. Я думала, что он, как Миша… Теперь понимаю. Но… Не хочешь ли ты сказать, что он и меня может, как Лизу?..
— Ты уже решила, что это именно Эдик? — усмехнулся Фил. — Мы только о мотивах говорим.
— Если говорить о мотивах, то был и у меня, — усмехнулась Вера.
— Принесу еще кофе, — пробормотал Фил, сложил на поднос грязную посуду и понес в кухню. Он слышал, как Вера что-то уронила, поставила на место и вошла в кухню, когда Фил включил электрический чайник, налив в него свежую воду.
— Давай я приготовлю, — сказала она. — Где у тебя чистые блюдца? И не уходи от разговора, Фил. Ты прекрасно знаешь, что мой мотив ничем не хуже прочих. Если Эдик мог убить из зависти, Николай Евгеньевич — из любви к сыну, а Миша — от ненависти к собственной жене, то я…
— Из ревности, я знаю.
— Да, — сказала Вера, взяв с открытой полки две лучшие чашки из хохломского сервиза — от него всего-то осталось три предмета из былых двенадцати, Фил никогда этими чашками не пользовался, это были любимые мамины чашки, но если уж Вере захотелось…
— Да, — повторила Вера. — Ревность. Я до сих пор не понимаю, почему Лиза себе это позволила с Димой. Это было так глупо…
— С Дмитрием? — поразился Фил. Он совсем не о Верином Диме думал в этот момент, он и не предполагал, что Лиза была с Димой знакома.
— Ты не знал? — Вера посмотрела Филу в глаза и кивнула будто сама себе. — Да, она тебе не сказала.
— О чем? — нервно спросил Фил. — Где Лиза и где твой Дмитрий?
— До прошлого месяца — нигде. Мы как-то с ним в магазин зашли на Арбате, я для спальни торшер выбирала, Дима мне хотел подарок сделать. И встретили Лизу. Дима на нее сразу глаз положил, как только я их познакомила. И Лиза… Фил, от нее я совсем этого не ожидала… Ну, того, что она сделала. Лиза буквально растаяла, он глупости болтал, а она хохотала, как ненормальная, и всячески показывала, как он ей симпатичен. Это при мне-то, я рядом стояла и злилась, как леди Макбет.
Чайник закипел и выключился, но ни Вера, ни Фил не обратили на это внимания.
— Я его увела, конечно, — продолжала Вера, глядя перед собой невидящим взглядом. — Но когда они прощались… Димка ей руку поцеловал, представляешь? Мне никогда за столько лет… И пробормотал что-то, а она ответила — тоже тихо. В общем, договорились встретиться.
— С чего ты решила? Ты же не слышала!
— Такие вещи не нужно слышать, это и так понятно. Я закатила Димке сцену, глупо было и грубо, не сдержалась. И что меня окончательно убедило: он начал спорить! Он никогда со мной не спорил, знал, что это бессмысленно, я отойду и все вернется на круги своя… Такой у меня характер. Впрочем, как у любой женщины. Почему он стал спорить? «Я не то, я не это, я вообще»… Наверняка он с Лизой потом встретился, и что-то между ними было.
— Не было! — воскликнул Фил и зашипел от боли, прикоснувшись ладонью к горячему боку чайника. — Я знал бы! Мы с Лизой виделись почти каждый вечер, она от меня ничего…
— Ты уверен? — насмешливо сказала Вера. — Мужчины в таких случаях либо слепы, как кроты на солнце, либо выдумывают такое, чего в жизни вовсе не происходит. Они встречались, я знаю точно.
— И потому ты Дмитрия прогнала? — догадался Фил.
— И потому тоже. Не только. Но и потому. Не могла вытерпеть его вранья. Когда мужчина начинает врать женщине, это конец. Весь последний месяц я чувствовала себя, как на горячей сковороде, понимаешь? Звонила по вечерам Лизе домой в те дни, когда мы не собирались для обсуждений, ее практически никогда не было, и Димка в те вечера тоже пропадал где-то, так что ясно…
— Лиза была со мной! — воскликнул Фил.
— Каждый вечер?
— Ну… нет, — сказал Фил, подумав. — Не каждый.
— Вот видишь!
— Но она всегда объясняла, почему не может встретиться.
— И ты, конечно, верил.
«Когда любишь, так хочется верить», — хотел сказать Фил, но промолчал. Слова прозвучали бы слишком мелодраматично и напыщенно, хотя и были верны по сути.
— Ты же Дмитрия все равно не любила, — сказал он вместо этого. — Сама говорила…
— Ну и что? — с вызовом спросила Вера. — Он был мой, понятно?
— Понятно, — пробормотал Фил. — Но ведь это глупо! — вырвалось у него. — Это не мотив! Тебе что-то казалось… Ты ничего не знала наверняка…
— Господи, Фил! Вернее мотива вообще не бывает. Для женщины — подавно. Отелло убил Дездемому, имея доказательства?
— Платок…
— Чушь. Он хотел поверить и поверил. А поверив, понял, что жить невозможно. И убил.
— Послушай, Вера, — поразился Фил, — ты хочешь сказать, что действительно… это ты… сделала…
— Я? — удивилась Вера, взяв лицо Фила в ладони, повернула его к себе. — Я говорю о мотиве, вот и все. Бедный ты мой. Я просто хочу сказать, что мотив был у всех. А сделать это на самом деле не мог никто. И ты это знаешь не хуже меня. Почему же мучаешься?
— Пусти, — пробормотал Фил. Он почему-то не хотел прикасаться к Вере, он не верил себе, знал, что не выдержит, и знал, что не должен, и знал еще, что хочет Веру прямо здесь и сейчас, и это очень плохо, просто ужасно, не потому, что это предательство Лизиной памяти, а совсем по другой причине, которую Фил не мог сформулировать, но все равно причина существовала, и он отстранился, руки Веры упали, она отвернулась и принялась переставлять чашки с одного блюдца на другое.
— И если на то пошло, — сказала она сухо, — то и у тебя, дорогой мой, тоже был вполне определенный мотив.
— У меня? — Филу показалось, что он ослышался.
— Ты любил ее, верно? А она — нет. Ты смотрел на нее так, что воздух на пути твоего взгляда должен был раскалиться. А она на тебя — холодно и пусто. Ты ее забавлял, помогал проводить время. Но не больше. И ты это знал. И тебя это угнетало. Скажешь — нет?
