Книга Все разумные, страница 81. Автор книги Павел Амнуэль

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Все разумные»

Cтраница 81

— Если я не домоюсь и возьму такси, — неуверенно произнесла Вера. — И если потом ты на такси привезешь меня обратно.

Она не сказала «и если потом останешься со мной на ночь», но это подразумевалось, Фил нисколько не сомневался в оттенках Вериного голоса.

— Конечно, — сказал он. — Мы тебя ждем.

Потом они сидели и молчали. Оба пришли к определенным выводам, оба понимали: все, что могло быть ими сказано друг другу, уже сказано, и не следует сотрясать воздух лишними измышлениями.

17

Звонок в дверь был резким, как звон колокола судьбы. В квартиру ворвалась Вера, причесала перед зеркалом волосы, прекрасно, по мнению Фила лежавшие и вовсе не требовавшие прикосновения расчески, и только после этого обернулась к Филу и сказала требовательно:

— Ну что? Я не понимаю, почему ты выдернул меня из дома. Обещал приехать, а сам…

Так мужчины не поступают, — прочитал Фил в ее взгляде и потянулся, чтобы поцеловать Веру в щеку (поцелуй в губы он счел не вполне своевременным), но она легко уклонилась и прошла в гостиную, громко приветствуя Кронина и требуя ответа на тот же вопрос: что за срочность?

— Вы прекрасно выглядите сегодня, Вера Андреевна, — сдержанно сказал Николай Евгеньевич. — Нам действительно нужно поговорить. Всем вместе. Сейчас подойдут Михаил Арсеньевич с Эдуардом Георгиевичем — и начнем. Если, конечно, у них там не возникнут затруднения.

Вера с недоумением посмотрела на Фила, и он в нескольких словах, опуская детали, рассказал о том, что случилось с Мишей.

— Понятно, — сказала Вера и села почему-то не на свое излюбленное место, а на соседний стул, куда обычно садился Фил. Дала понять, что сегодня он наказан?

Фил сел напротив, Вера и Николай Евгеньевич оказались одновременно в поле его зрения.

Фил с Крониным продолжали молчаливую игру, начатую еще до прихода Веры, и ей ничего не оставалось, как поддержать мужчин, хотя — видит Бог! — она с удовольствием поговорила бы о чем-нибудь нейтральном. Иногда молчание объединяет людей, как вчера, когда они были вдвоем и тоже молчали, но то было другое молчание, ощущение переполненности, когда слова только мешают чувствовать друг друга. А сейчас молчание разъедало вымученное пространство комнаты, как соль разъедает берег, создавая ничем не исправимые каверны смысла.

Кронин время от времени бросал на часы нетерпеливые взгляды, а один раз даже потянулся к телефону — хотел, видимо, набрать номер Эдикиного мобильника, — но передумал и снова застыл, скрестив на груди руки и морщась от боли в ноге.

Наконец — Фил посмотрел на часы, молчание продолжалось час и четырнадцать минут — хлопнула входная дверь, в прихожей послышались невнятные слова, потом что-то упало, раздался натужный смех, и в комнату вошли Эдик с Мишей: Эдик впереди, Миша за ним, будто собачонка на поводке, Фил даже приподнялся, чтобы разглядеть соединявшую их веревочку, но, конечно, ничего не увидел — впечатление, однако, было настолько сильным, что он не сдержался:

— Привел наконец? — спросил он у Эдика, и тот ответил, поняв, должно быть, о чем думал Фил в тот момент:

— Притащил. Как на цепи — можешь поверить. Больше всего Миша хочет сейчас спать. Желательно вечным сном.

Похоже, так и было. Бессонов выглядел тенью человека — он горбился, чего не делал никогда прежде, взгляд его застыл в неопределенном поиске смысла, руки плетьми лежали вдоль туловища. Миша опустился на стул и замер, уйдя в себя.

— Вот что делает с человеком приступ, — сказал Эдик, усаживаясь рядом с Филом. — Если кто-нибудь думает, что от Миши сейчас хоть какой-то толк…

Кронин кивнул Филу: все в сборе, начинайте.

— Миша, — сказал Фил, — ты можешь? Это очень важно. Ты должен, понимаешь?

— Говори, — сказал Миша одними губами. — Я смогу. После того, что было со мной сегодня… Мне кажется, я могу все.

Он поднял на Фила взгляд мученика.

— Ты хочешь обвинить меня в том, что я убил Лизу? Да, я убил ее, потому что…

— Замолчи! — резко сказал Фил. — Это я уже слышал. Каждый из нас сначала обвинил другого, потом себя. У каждого из нас нечиста совесть. Но виноват один.

Он встал и начал ходить вдоль стены от компьютера к окну и обратно, головы сидевших за столом поворачивались следом.

— На самом деле перед нами две проблемы. Смерть Лизы только первая из них, но, не разобравшись в ее причинах и смысле, мы не сможем решить вторую проблему, главную. Я долго думал… Утром мне опять звонила Рая, это моя бывшая жена, она время от времени доводит меня звонками… Неважно. Мы говорили о сыне, и Рая сказала: «У меня такое ощущение, будто я стремительно старею, а Максимка становится все меньше и меньше»… Я вспомнил ее слова и понял, как все было. И еще вспомнил, что рассказывала мне Лиза за пару дней до… Она упомянула об этом вскользь, мы говорили совсем о другом, и я забыл… А Раины слова заставили вспомнить. Психика — штука странная… Неважно.

Фил говорил настолько сумбурно, что сам плохо понимал себя. А нужна была полная ясность. Он остановился у компьютерного столика и начал сначала:

— Произошло это в четверг, седьмого сентября. Помните тот день? Мы обсудили вербальную формулу, а потом решили отдохнуть. Эдик накрывал здесь на стол, Николай Евгеньевич с Мишей вносили результат обсуждения в компьютер, я слонялся без дела, потому что женщины прогнали меня из кухни, а Вера с Лизой нарезали бутерброды и вели обычный женский треп, потому что устали от мудрой словесности.

Говорили о тряпках, о всякой такой чепухе, но между ними понемногу будто барьер воздвигался, Лиза чувствовала, как Вера все больше раздражается, и не понимала причины. Об этом эпизоде она рассказала мне, как о чем-то несущественном, и я только сегодня понял, насколько все было серьезно.

Заговорили о любви, и разговор перешел в иную плоскость. Что такое любовь в бесконечномерном мире. Так, Верочка?

Задавая вопрос, Фил остановился за спиной у Веры. Чтобы ответить, ей пришлось обернуться, поднять голову и… Господи, — ахнул Фил, — какие же усталые у нее глаза!

— Наверно, — сказала Вера. — Если Лиза тебе сказала… Я не помню.

— Вы говорили о любви.

— Вряд ли, о любви с Лизой говорить было бессмысленно, — тихо сказала Вера и опустила голову.

— Бессмысленно? Почему?

— Господи… Ты и сам это знаешь… Говорить с Лизой о любви? С этой холодной, как пингвин, женщиной? Что она знала в жизни, кроме висталогии и философии? Мы говорили о любви… Ну да, начали мы разговор с… Нет, не помню, какая-то мелочь. А потом действительно Лиза сказала, что понимает теперь, почему люди до сих пор не выяснили истинного механизма любви. И не могли, мол, выяснить, потому что любовь, как и сам человек, многомерна и нематериальна… И дальше села на своего конька — она ведь умела хорошо говорить только о висталогии, теории, Петрашевском, Шпенглере и Фукуяме. Остальное проходило в жизни как бы мимо нее. Тебе ли этого не знать, Фил?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация