Я проследил за тем, как женщина, подхватив два тяжелых чемодана (эх, был бы я рядом), перешла к стойкам регистрации и минуту спустя, оставив багаж на ленте транспортера, вышла в боковую дверь — видимо, в зал отправления с его манящими наивного покупателя магазинами «Duty free».
— Господин летит в Тель-Авив? — услышал я голос рядом с собой и только тогда понял, что, пока я следил за блондинкой, очередь успела рассосаться, и теперь обе девушки из службы безопасности сложили усилия, чтобы обнаружить в моем багаже вожделенную бомбу.
— В Тель-Авив, — сказал я, переводя преданный взгляд с одной девушки на другую. — И багаж я упаковывал сам, никто мне не помогал, никаких посылок мне не передавали, да я бы и сам их не взял, тем более от незнакомых.
После столь исчерпывающей информации девушкам оставалось только налепить на мой чемодан красные бумажки с надписью «security» и отпустить восвояси. Но, повидимому, на каждого пассажира служба безопасности предполагала израсходовать точно определенное количество вопросов, и потому девушки приступили к сеансу психоанализа с другой стороны:
— Господин Амнуэль, вы были в Париже по делам или с частным визитом?
— По делам, — с удовольствием сказал я, вспомнив вчерашний банкет. — Был на международном симпозиуме по историческим проблемам, связанным с торговлей оружием.
— Кто-нибудь еще был на этом симпозиуме из Израиля?
Замечательный вопрос, девушки будто читали в моих мыслях.
— Нет, я один представлял нашу страну на этом авторитетном форуме.
Пожалуй, только перед этими девицами я и мог выпендриваться столь беззастенчиво. Впрочем, форум действительно был авторитетным, вот только я попал на него случайно.
— Вы уверены, что в ваше отсутствие никто не прикасался к вашим вещам?
— Никто, — твердо сказал я и понял, что сам дал повод для нового вопроса.
— Но вы оставляли на некоторое время вещи без присмотра?
— Да, — согласился я, — чемодан стоял в моем номере, когда я ходил к портье, чтобы расплатиться. Но это продолжалось минут пять. Собственно говоря, если вы сомневаетесь, давайте-ка я открою чемодан, и мы посмотрим вместе.
— Зачем же? — мило улыбнулась девушка и, заглянув еще раз в мой заграничный паспорт, сказала: — Приятного полета, господин Амнуэль.
Когда с наклейками «security» на чемодане и кейсе я поспешил к стойке регистрации, в зале никого, кроме меня, уже не осталось. Сдав чемодан и подхватив атташе-кейс, я направился в узкий коридор, над которым горел транспарант «выход на посадку».
Вот тут-то и начался мой кошмар.
Полагаю, читатель, не раз летавший по делам, в отпуск или, на худой конец, спасавшийся бегством от кредиторов, прекрасно знаком с общей процедурой: сдав багаж, ты попадаешь в зону паспортного контроля и свободную страну «Duty free», и ни за какие коврижки бдительная служба безопасности не выпустит тебя в общий зал, где в твой багаж могут подсунуть если не бомбу, то пакет с наркотиками — наверняка.
Пройдя по слабо освещенному коридору и не встретив ни одной живой души (мертвые, в виде привидений, тоже не попались, хотя дух чего-то потустороннего явственно присутствовал), я поднялся по эскалатору и остановился, оглушенный гомоном огромного зала регистраций, по которому бродил всего полчаса назад в поисках секции компании «Аркиа». В первый момент мне показалось, что это типичный случай deja vu, сейчас наваждение исчезнет, и «зона свободного шопинга» лишь на непристальный взгляд окажется похожа на зал ожидания. Этого не произошло: я не обнаружил ни таможенного контроля, ни призывных реклам магазинов — вне всяких сомнений, это был общий зал, где я уже был и в котором мне делать было решительно нечего.
Я подумал, что сунулся не в тот коридор, сейчас меня схватит за плечо бдительный страж порядка и вернет назад по узкому и темному проходу, вовсе, наверное, не предназначенному для пассажиров, и мне опять придется объясняться с милыми девицами, ибо, ясное дело, после моей прогулки по общему залу ожидания красные наклейки на атташе-кейсе не стоили ломаного гроша.
Никто не подошел ко мне, всем было плевать на злостное нарушение порядка, и я решительно не понимал, что же мне теперь делать. Наверное, все же вернуться назад и попытаться найти тот коридор, который действительно вел на посадку. И при этом не смотреть в глаза девушкам, которые, конечно, сразу поймут мой нечаянный проступок.
Я обогнул стойки регистрации американских компаний (вот у кого здесь было почетное место, прямо напротив главного входа) и, найдя знакомый эскалатор, спустился в подвальный этаж. Регистрация на Сидней еще продолжалась, а в зоне «Аркии» было пусто, проход закрыт изящным полосатым шлагбаумом, а коридора с надписью «на посадку» я и вовсе не увидел — он просматривался только со стороны регистрационных стоек. Я попытался разглядеть, куда направляются, оформив багаж, пассажиры австралийского рейса, но и это мне сделать не удалось, потому что толпа была слишком велика, и что происходило у стоек, увидеть было невозможно.
Я поднялся на первый этаж, но теперь, начав уже нервничать, не сумел найти тот коридорчик, которым попал сюда после регистрации. Несколько раз обогнув американскую зону (черт, вот здесь же он был, на этом самом месте!), я каждый раз возвращался к эскалатору, и, в конце концов (до отлета оставалось двадцать минут, и меня уже наверняка начали проклинать стюардессы и службы контроля), опять спустился вниз. Теперь уже и австралийский рейс закончил регистрацию, здесь было пусто, полутемно, бродил уборщик с метлой и совком, выискивая в идеальной чистоте брошенный окурок.
— Эй! — крикнул я. — Где здесь выход на посадку?
Уборщик посмотрел на меня странным взглядом, явно не поняв вопроса, заданного по-английски, но перевести что бы то ни было на французский я бы не сумел даже под дулом пистолета.
— Аэроплан! — сказал я и помахал руками. Чтобы выполнить это упражнение, я поставил кейс на пол, и мне показалось, что уборщик немедленно нацелился метлой с очевидным желанием сгрести чемоданчик в мусорный бак. На лице его, однако, мелькнуло выражение понимания (совсем как у обезьяны, так и не дождавшейся вожделенного банана), и уборщик, тоже зачем-то положив метлу на пол, обеими руками показал мне в сторону эскалатора.
Я вернулся наверх, понимая уже с отчаянием, что ошибка оказалась фатальной, и теперь мне из Орли не улететь никогда. Сознание раздвоилось: одно мое «я» уже прошло паспортный и таможенный контроль и теперь поднималось по трапу в самолет, а второе продолжало движение по кругу, опускаясь в подвал и поднимаясь обратно. Ощущение было не то, чтобы неприятным, но никогда прежде не испытанным — так, вероятно, воспринимают мир шизофреники.
Пересохли губы и заломило в висках. Затылок, в котором еще с утра стучали молоточки (после вчерашнего-то перепоя), вспыхнул алым пламенем. Восемнадцать минут до отлета. Циферблат наручных часов был похож на глобус, по которому перемещалась линия перемены дат, отщелкивая не часы, а дни за днями.
