— Ты ничего не рассказываешь о Париже, — с обидой в голосе сказала Рина, переодевшись в домашнее платье. — Вчера ты был уставший, а сегодня какой-то взвинченный.
— Это из-за женщины, ну, той, в самолете, — пробормотал я.
— Можно подумать, дорогой, что ты впервые сталкиваешься с убийством, — пожала плечами Рина. — Иногда мне кажется, что тебе надо бы бросить кафедру и перейти на работу в криминологический отдел полиции.
— Не берут, — сказал я. — Я не умею отжиматься двадцать раз подряд, а это, как ты понимаешь, главное.
Ответа жены я не расслышал, потому что Рина включила электромясорубку. Мне пришлось открывать дверь самому, и я был уверен, что Бутлер с одного взгляда изобличит во мне если не убийцу, то патологического лжеца. Роман был не один, из-за его плеча выглядывал инспектор Липкин, и, видимо, присутствие коллеги лишило моего соседа присущей ему наблюдательности.
В кабинете нам троим просто не хватило бы места, учитывая, что Роман любит сидеть, вытянув ноги, и мы расположились в салоне. Рина, выглянув из кухни, предупредила, что накормит всю компанию через полчаса, если у нас есть терпение ждать.
— Спасибо, я не голоден, — вежливо сказал Липкин, а Роман добавил, что даже сытый человек не имеет права отказаться от приглашения отобедать. Было похоже, что Бутлер намерен обосноваться у меня всерьез и надолго.
— Песах, — заявил Роман, заняв свое кресло у окна, — по этому делу ты проходишь как важный свидетель, и, вообще говоря, наш разговор должен быть запротоколирован. Вот я и привел с собой Гая — память у него великолепная, и каждое произнесенное тобой слово он потом запишет.
— Послушать тебя, так я должен сейчас звонить своему адвокату и молчать до его прибытия, — пробормотал я.
— У тебя есть свой адвокат? — с подозрением осведомился Роман.
— Откуда свой адвокат у бедного историка? Это я так, к слову.
— Песах, — начал Липкин, переключив, видимо, свои мозговые клеточки на режим запоминания информации, — вы не могли бы вспомнить, сколько было времени, когда вы впервые увидели Айшу Ступник? Это ведь произошло в зале регистрации, не так ли?
— Так, — согласился я, вспомнив гнетущее впечатление от низкого подвального помещения. — Время было шестнадцать двенадцать, над стойкой регистрации висели электронные часы. Я пришел самым последним, госпожа Ступник была впереди меня примерно на десять человек. Наверняка девушки из службы безопасности могли бы сказать точнее, когда она появилась в аэропорту.
— Они уже сказали, — кивнул Липкин. — Айша Ступник прошла мимо них в шестнадцать ноль пять. Еще вопрос: не обратили ли вы внимание — может быть, кто-нибудь крутился около Айши Ступник в зале регистрации или потом?..
Я обратил внимание пока лишь на то, что Липкин старательно избегал называть бедную женщину госпожой или жертвой или иным определением — Айша Ступник, и точка.
— Нет, — сказал я. — Никто в зале около Айши Ступник не крутился, она стояла одна. Перед ней была компания молодых людей, их было человек пять, израильтяне, похоже, студенты, возвращавшиеся из туристической поездки. А сзади нее стояла супружеская пара — по-моему, французы, лет под шестьдесят.
— Господин и госпожа Шарден, — кивнул Липкин.
— Значит, вы знаете больше меня. Молодежь не обращала на Айшу Ступник никакого внимания, а французы… Не могу сказать, я видел лишь их затылки… А потом, после регистрации Айша Ступник прошла в коридор, и больше я ее не видел, пока не вошел в самолет…
— В самолет вы тоже вошли последним, когда все сидели на местах, — скорее констатировал факт, чем спросил Липкин.
— Да, — коротко сказал я.
Липкин положил на журнальный столик лист бумаги со схемой расположения кресел в салонах самолета DC-8. Около каждого номера была написана фамилия пассажира, место Айши Ступник обведено красным.
— В салоне, — сказал Липкин, — эти молодые ребята сидели впереди, заняв три ряда. Вошли они раньше Айши Ступник и, по словам других пассажиров, до самого момента, когда началась суматоха, занимались только собой. Супруги Шарден летели в первом классе, они вне подозрений. Господин Нахмансон, двадцать седьмой ряд, кресло С, на своем месте не сидел. Господин Этерман, кресло D, по его словам, играл в «тетрис» и не видел ничего вокруг. Даже если это не так, он не мог убить Айшу Ступник, поскольку не вставал со своего места и не пересаживался в кресло С — это подтверждают пассажиры, сидевшие через проход. То же можно сказать о пассажирах двадцать пятого ряда… Места C и D — господин и госпожа Ребиндер, жители Нагарии, ездили в Париж как туристы. С мест вставали несколько раз, чтобы пройти в туалет, но пользовались кабинами, расположенными между салонами первого и бизнес-класса, в хвостовую часть самолета не проходили, и следовательно, за спиной Айши Ступник оказаться не могли.
— Теперь пассажиры, сидевшие через проход, — продолжал Липкин. — Двадцать шестой ряд, наиболее подозрительные места А и В. Спортсмены из Франции Бакаж и Лемонье, летели на соревнования по виндсерфингу в Эйлат. Бортпроводница, которая разносила в это время напитки, утверждает, что оба с мест не вставали, вели друг с другом эмоциональную беседу по-французски. Конечно, они могли сделать что-то перед тем, как Геля Шуб, бортпроводница, появилась в салоне. Но против этого показывают соседи, кресла А и В в двадцать седьмом ряду. Арнольд Бэр, коммерсант из Соединенных Штатов, и Летиция Маковер, туристка из Дании. По их словам, спортсмены с самого момента взлета обсуждали технические детали будущих соревнований и вообще не реагировали на окружающее, бортпроводница трижды спросила их, не хотят ли они выпить. С мест не вставали…
— Гай, — пояснил Роман, прерывая своего коллегу, — хочет доказать, что убить Айшу Ступник не мог никто.
— Кроме меня, — пробормотал я и почувствовал, как мой желудок превратился в кусок льда, только что вынутый из морозильника.
Липкин хмыкнул и бросил на меня быстрый взгляд, а Роман невесело рассмеялся.
— Естественно, Гай включил и тебя в число подозреваемых, — сказал он. — Но еще до того, как я объяснил ему, чем историк Песах Амнуэль отличается от случайного пассажира, Гай пришел к выводу, что и ты не мог причинить вред бедной Айше.
— Д-да? — должно быть, вид у меня был достаточно уморительный, потому что теперь рассмеялся и Липкин, смех у него был трескучим, как пулеметная очередь, и показался мне неискренним. Впрочем, в тот момент даже мягкий свет бра казался мне неискренним, намеренно ярким и подозрительно желтым.
— Безусловно, — подтвердил Роман. — Ранка находится под левой лопаткой госпожи Ступник, а ты сидел справа от нее. Сделать укол мог только человек, стоявший в проходе чуть позади двадцать шестого ряда, или пассажир, сидевший на месте С в двадцать седьмом ряду.
— А это место оставалось пустым, — сказал я, — и в проходе тоже никого не было.
— Именно, — мрачно подтвердил Липкин.
