— Я брожу в темноте, — печально сказал рав. — Твое правительство и раньше знало, что я не могу отвечать за действия правых радикалов. Твое правительство начало переговоры о мире со мной, зная, что я — это восемьдесят процентов романцев с оккупированных Римом территорий полуострова. Равно как и я знал, что Президент Сулла со всей своей полицией и армией ничего не в силах сделать с собственными правыми, убивающими нас, коренных жителей Аппенин, при каждом удобном случае. Не нужно, мой Гракх, начинать сейчас очередной раунд взаимных обвинений. Если (повторяю — если) твоя информация верна, мы должны сейчас действовать сообща. Ты требуешь, чтобы я остановил проведение акции. Я хочу того же, и причину тебе не нужно объяснять. Но, чтобы растянуть нить, мне нужен хотя бы кончик ее. Я должен знать имя твоего информатора, чтобы выйти на…
— … Чтобы расправиться с этим человеком, знаю я ваши методы, — пожал плечами Калигула.
— Пустой разговор, — сказал рав Рубинштейн и встал. — Я сделаю все, что смогу, но боюсь, что в сложившихся условиях могу я слишком мало.
Он пошел из комнаты — старый человек, с сутулой спиной, не ожидавший от своих соотечественников такого подвоха.
— Вчера утром, — сказал ему в спину Калигула, — террорист-смертник взорвал себя в машине. Имя этого человека тебе известно?
Рав Рубинштейн обернулся.
— Да, — сказал он, помедлив.
— Я не прошу назвать его, — усмехнулся Калигула. — Я лишь хочу сказать, что наш информатор — мать этого юноши.
* * *
Президент Римской республики Юлий Сулла возлежал на ложе для почетных гостей в командном бункере Генерального штаба. Конечно, он мог бы, как все собравшиеся здесь военачальники, сидеть по-европейски, у пультового стола, но Сулла безумно устал за день, невыносимо болела спина и он боялся, что просто не сумеет держать свое тело в вертикальном положении.
Шел четвертый час ночи. До взрыва оставалось четыре часа с небольшим. Заряд не нашли. Более того, после шести вечера с агентом, сообщившим об акции еврейских фундаменталистов, не было никакой связи. Объявленный на всех территориях комендантский час позволял производить обыски в любом подозрительном доме, и жилище Далии Шаллон было взято под охрану сразу после захода солнца. Дом оставался темным, контрольная проверка показала, что Далия покинула его. Куда? Зачем? У нее погиб сын, и по всем еврейским законам она должна была сидеть шиву. Может, о ее контактах с италийцами стало известно, и женщину убрали? У них ведь это быстро — предатель как бы перестает принадлежать к еврейскому племени, а к гоям у этих фанатиков отношение однозначное… Жаль, если так, сейчас ее информация была бы бесценной.
— Тибр в пределах города чист, — сказал министр обороны Курион. Водолазы вернулись на борт «Марка Аврелия».
— Мой Юлий, — тихо сказал Сулла, жестом показав на место рядом с собой, и министр осторожно опустился на подушки, — мой Юлий, я беспрестанно думаю… Я решил: если к четырем заряд так и не будет обнаружен, атомную тревогу не объявлять и население не эвакуировать.
— Мы ведь обсуждали такую возможность и пришли к выводу… — начал Курион.
— Да, пришли. Да, почти однозначно — если мы проведем эвакуацию, евреи отменят акцию, и мы будем выглядеть нелепо перед всем миром. А если людей не эвакуировать, то они погибнут, и это будет кошмар… И лучше быть живым посмешищем, чем мертвым героем. Все это так. Но вот, мой Юлий, что как-то не приходило мне в голову. Мы исходили из того, что Далия Шаллон поставляет нам правду…
— Это надежный…
— Да, не буду спорить. Но представь: Далию раскрыли и решили использовать. Ей подкидывают дезинформацию. Возможно такое? Помолчи, я знаю твои возражения: о том, что на территории, возможно, поступают капсулы с очищенным ураном, мы знаем и без Далии Шаллон. Хорошо. Пусть заряд существует. При всей моей ненависти к еврейским ультра, я не могу заставить себя поверить, что они способны отправить к праотцам миллион италийцев и несколько тысяч евреев, проживающих в Риме. Акция — да, допустим. Но не рассчитывают ли они именно на то, что мы объявим атомную тревогу и эвакуируем людей? И вот тогда-то (и только тогда!) заряд будет взорван. А если люди спокойно поедут на работу… вот тогда-то (и только тогда) взрыв будет отменен. Если это рассуждение верно, то, во-первых, террористы рассчитывали именно на то, что нам станет известно об акции. Значит, во-вторых, Далия Шаллон либо раскрыта, либо изначально работала против нас. И в-третьих, мы не должны делать того, на что рассчитывают евреи. Нельзя начинать эвакуацию!
— А если… — посмотрев Президенту в глаза, сказал Курион.
— Да, всегда остается «если»… Я послал Светония Квинта к Оракулу спросить мнение богов. Не смотри на меня так… Человек обязан принимать решения сам, когда имеет достаточно данных, чтобы сделать вывод. А сейчас… Разве только судьба города зависит от нашего решения? Как бы мы ни относились к террору… они умные люди, эти романские евреи, если сумели у нас под носом собрать и поставить ядерный заряд… и они предвидят последствия… боюсь, что они их предвидят на шаг дальше, чем мы… Возможно, они знают реакцию Иерусалима, а мы ее не знаем. Возможно, они знают, как отнесется к акции еврейское правительство Англии, а мы можем об этом только догадываться. И скажи еще, мой Юлий… Если завтра погибнет Рим, разве все люди ужаснутся? Мы оба знаем: нас не любят. Антиримские настроения сильны везде. Еще со времен Аттилы, перерезавшего всех наших предков, спасавшихся от евреев и бежавших на север…
— Из этого не следует, — нетерпеливо перебил Курион, — что нужно слушать советы Оракула. Боги не всегда…
— А вот и Квинт, — Президент резко приподнялся навстречу вошедшему в пультовую пресс-секретарю и, застонав от резкой боли в позвоночнике, повалился на подушки. Светоний подошел и протянул Сулле запечатанный пакет. Оба — Квинт и Курион — напряженно смотрели, как Президент надрывает бумагу и негнущимися пальцами вытягивает из конверта голубой листок с пророчеством. Всего несколько слов. Сулла протянул лист Куриону и с помощью Квинта поднялся на ноги.
— Властью главнокомандующего приказываю: эвакуацию населения отменить, — неожиданно твердым голосом сказал он. — Мероприятия по поиску заряда продолжать. И дайте мне связь с Осло.
* * *
— А теперь отойдите от машины, — сказала Далия. — Вон туда, к обочине.
Гидон пожал плечами и демонстративно повернулся к Далии спиной. Зеев отступил к обочине и, споткнувшись о камень, едва не упал на спину.
— Далия, — сказал он. — Я уверен — ты не станешь в нас стрелять.
Продолжая держать мужчин в зоне обстрела, Далия пошарила рукой под передним сидением и вытянула автомат Зеева — короткоствольный италийский «кикс», трофейное оружие, доставшееся Зееву после операции с заложниками в Челано. Теперь у нее был в правой руке пистолет, в левой — автомат, и она впервые за последние несколько часов почувствовала, что ее план может удасться. К счастью, почти полная луна стояла достаточно высоко на западе, облака рассеялись и все кругом было видно как на ладони.
