— Это о том клейме, что я заметил у тебя. Я сразу его узнал, но не видел в нем смысла, пока ты не рассказал мне о своей матери. Ты сказал, что она была рабыней, сторонницей Спартака.
— Правильно. Пока ее не взяли в плен и мой отец не купил ее.
— Марк, я должен сказать тебе: твоя мать не была сторонницей Спартака.
— Тогда кем? — Марк ближе наклонился к Бриксу. — Почему же она так говорила? Почему она лгала мне?
— Это не было ложью. В некотором смысле она была его сторонницей. Но она была больше того. Она была его возлюбленной. Его женой, если рабыня может быть женой.
— Женой? — Марку стало холодно. — Моя мать… и Спартак?
— Да.
— Как ты узнал? — подозрительно спросил Марк.
— Потому что я был из его ближайшего круга. Нас было двадцать. Мы поклялись защищать жизнь Спартака. Мы носили специальное клеймо, как и он. Когда один из нас умирал, выбирали другого и клеймили. Только мы знали об этом клейме: волчица Рима, насаженная на меч гладиатора. Нет, не любого гладиатора, а Спартака. Это он придумал клеймо, его сделали по его рисунку. И он первый был заклеймен, и он, в свою очередь, поставил клеймо нам. Мы были братством, Марк. Твой отец и мы. Только его женщина знала о тайном символе.
Марк нервно сглотнул:
— И это то же самое клеймо, что у меня на плече?
— Да. И на моем. Посмотри.
Брикс сдернул с плеча накидку и тунику и повернулся к Марку. Тонкая белая линия рубца изображала голову волка и меч. Он снова закрыл плечо.
Марк покачал головой:
— Этого не может быть. Наверное, совпадение.
— Ну, тогда ты можешь представить, как я удивился, когда увидел клеймо на тебе. Вот почему я должен был узнать об этом больше. Вот почему я должен был избавить тебя от порки в строю. — Брикс помолчал, потер лоб, размышляя о чем-то. — Видишь ли, после последнего боя, когда Спартак был убит, а его армия потерпела поражение, его женщина, Амарат, исчезла.
— Амарат? — прервал его Марк. — Но мою мать зовут Ливия.
— Это теперь, — улыбнулся Брикс. — Во всяком случае, она уже была беременная, и Спартак приказал ей бежать, если бой будет проигран. Но побега не произошло. Армии Красса и Помпея поймали нас в ловушку. Как ты знаешь, во время боя я лежал раненный в лагере. Я видел Амарат. Она сказала мне, что взяла все, что было ценным для нее, и попытается найти способ вернуться домой, к своим. Тогда мы говорили с ней в последний раз. Сейчас я думаю, что она забрала клеймо с собой. Наверное, клеймо все еще оставалось с ней, когда ее взяли в плен и центурион стал ее хозяином. А когда ее ребенок родился, она поставила ему клеймо. — Брикс взял руку Марка. — Она поставила клеймо тебе.
— Но зачем?
— Она хотела, чтобы ты носил на себе знак восстания. Я думаю, что когда-нибудь она рассказала бы тебе правду. Всю правду.
— Какую правду? — спросил Марк, чувствуя подступающую тошноту. — Какую правду?
— Что ты не сын центуриона. Что она уже ждала ребенка, когда ее схватили, и что отцом ее ребенка был сам Спартак.
— Нет… Нет! — Марк затряс головой. — Это неправда. Я знаю, кто был мой отец. Он был центурионом. Героем. Я любил его.
У него сдавило горло, и все чувства, которые он когда-либо испытывал к человеку, который вырастил его как сына, всколыхнулись в нем. От горя у него заболело сердце.
— Тихо! — прошептал Брикс, оглядываясь. — Марк, это горькая правда. Но это правда. Верь мне.
— Нет. Не буду я тебе верить. — Марк смахнул выступившие слезы. — Это ложь.
— Тогда как ты объяснишь клеймо?
— Я… я не могу.
— Подумай, Марк. Вспомни свое детство. Уверен, ты должен был чувствовать, что твоя мать и Тит что-то скрывают от тебя.
Марк постарался вспомнить. Почти против воли он вспомнил свою жизнь на ферме, свою мать и Тита, их порой формальные отношения. Вспомнил, как его мать всегда говорила ему, что однажды он станет намного больше, чем сын фермера.
— Марк, у меня мало времени. Послушай меня. Я не жду, что ты сразу поймешь все. Ты — сын Спартака. Это значит, что ты — враг рабству, а следовательно, враг Риму. Если они когда-нибудь обнаружат твое настоящее происхождение, ты окажешься в большой опасности. Никогда ни одной душе не говори то, что я тебе рассказал. Но есть еще кое-что, чего ты не знаешь. Дух Спартака пережил его поражение. Он продолжает жить в сердцах рабов по всей Римской империи. Если когда-нибудь вспыхнет новый бунт, соберутся тысячи, чтобы встать под знамя его сына. Этот день может никогда не наступить. Но если он наступит, твое предназначение — бороться, чтобы завершить дело твоего отца. Ты понимаешь?
— Предназначение? — У Марка путались мысли. Он покачал головой. — Нет! Мое предназначение — завоевать свободу и спасти мать из рабства. Это все.
— На данный момент — может быть. Но это не меняет того, кто ты есть на самом деле и что ты должен отстаивать. Со временем ты это примешь. — Брикс откинулся на борт повозки. — Я должен был рассказать другим рабам о том, что стало мне известно. Вот я и сбежал, чтобы сообщить это всем, кто еще помнит Спартака. Даже теперь они шепотом говорят, что его сын жив.
Марк смотрел на него во все глаза:
— Ты рискуешь моей жизнью.
— Нет. Известно лишь то, что ты жив и что ты — гладиатор, каким был и твой отец.
— Это уже многое, — с горечью заметил Марк. — Если те, кто правит Римом, услышат об этом, они не остановятся ни перед чем, чтобы найти меня.
— Тогда тебе лучше не вызывать подозрений, — посоветовал Брикс. — Марк, я знаю, это опасная тайна, и мне жаль, что клеймо поставлено на такое юное плечо, но ты — сын своего отца. Если когда-нибудь для рабов наступит время снова восстать против своих хозяев, им нужен будет вожак. Им нужен будешь ты. — Брикс снова оглянулся и приготовился слезть с повозки. — Я должен уходить. Я уже видел около гостиницы свое изображение со знаком «разыскивается».
— Куда ты пойдешь?
Марк не хотел, чтобы Брикс уходил. Тем более сейчас, когда у него в голове возникает один вопрос за другим.
— Я буду оставаться на свободе так долго, как смогу. Я буду ходить везде, где есть рабы, и говорить им, что великое восстание не закончено. Надежда живет. Везде, где ты увидишь, что хозяин бьет раба, ищи меня, Марк, и я буду там. И там будут дух Спартака и дух его сына.
Он нагнулся и взял Марка за руку:
— Береги себя. Ты мне как сын.
Он повернулся и поспешно ушел через дворовые ворота на улицу. Марк хотел было побежать за ним, но вспомнил о матери и понял, что должен остаться в повозке. Он должен поехать в Рим и сделать все, что сможет, чтобы исправить все то зло, которое причинили его семье…
Он горько улыбнулся. Его семья была ложью. Тит и он не были одной крови, и за него не надо было мстить. Пока Марк сидел и ждал, когда Брут принесет ему какой-нибудь еды, он чувствовал, как внутри у него формируется смутное представление о цели его существования. Оказывается, он никогда не был свободным римлянином. В его венах всегда текла кровь раба. И узами он был связан с рабами, а не со свободными людьми. Он начинал свой поиск, чтобы исправить зло, причиненное ему и его матери. Теперь над ним нависла гораздо большая несправедливость, и скоро он должен будет решить, что с этим делать. Он мог следовать по пути, который ему указал Брикс, а мог создать свою собственную судьбу. В любом случае он должен ехать в Рим. Он потянулся к плечу, нащупал клеймо и тихо прошептал:
