— Только без нас. Не собираюсь разрушать свою жизнь из-за
этой подлой.
Речи Власовой возмутили меня.
— Во-первых, не называй Верочку подлой, — закричала я. — О
покойниках плохо не говорят, а во-вторых ты хорошенько осмотрела ее? Вдруг она
еще жива?
— Она же холодная!
— Но нет никаких следов насилия.
— Правильно, может она просто умерла, — почему-то
обрадовалась Власова.
— Как это просто умерла?
— А вот так, умерла и все. Во сне.
— Это в двадцать пять лет?
— Почему бы нет? Может Бог решил сделать мне подарок. За
праведное поведение. Я в церковь хожу регулярно. И свечки ставлю, и молюсь…
— Еще регулярней ты ходишь в клуб глазеть на раздетых
мальчиков, — сплюнула я. — А о чем ты молишься боюсь даже спрашивать. За это
немало народу в аду сгорело.
— Молюсь о душе, чтобы ей было спокойно, — принялась
оправдываться Власова.
Я видела, что она несет всякую чушь, но понимала, что и сама
не лучше. Честно сказать, я растерялась. Не каждый день приходится общаться со свежими
трупами, а решение надо принимать в короткий срок, причем нельзя ошибиться. Как
тут поступить? Я воззрилась на Власову.
— Хорошо, что нам делать?
Она приободрилась.
— Пусть все останется как есть, а мы тихонечко выйдем.
Бедняжке уже ничем нельзя помочь, а нам только лишние неприятности.
— Что же ты раньше не вышла? — удивилась я.
— Боялась. Соседей боялась. Вдруг увидят меня. Я в этом
городе личность известная, а тебя не знает никто. Не страшно, если и заметят.
— Ага, будут потом искать по фотороботу. А если найдут? Что
я им объясню? Нет, здесь надо подумать.
— Ну Сонечка, думай быстрей, не ровен час прийдут, — опять
взмолилась Власова. — Можешь не сомневаться, Верочку твою живой я так и не
увидела. Лежит труп и лежит, холодный уже, а мы тут при чем? Что плохого, если
тихонечко уйдем? Подумай сама: вызовем милицию, поднимется вокруг моей семьи
шумиха, и тебя и меня по допросам затаскают, а то и возьмут нас под стражу.
— Меня не возьмут, у меня железное алиби.
— А если возьмут одну меня тебе станет легче? Кто тогда тебе
поможет искать тот дом?
Последний довод показался мне самым убедительным. “И в самом
деле, — подумала я, — надо сматывать удочки. Верочку уже не оживишь, да и
Власова вряд ли решилась бы на убийство.”
— Хорошо, — сказала я, — ты здесь оставайся, а я на
разведку. Проверю, нет ли на лестнице соседей.
Подъезд был пуст и мы, прикрыв дверь квартиры, быстренько
спустились вниз. Власова загрузилась в мою, точнее в Катеринину “Хонду”. Я лишь
теперь обратила внимание на то, что во дворе не стоял ее “Бентли”. Мне это
показалось подозрительным.
— А что это ты без своей машины? — выезжая со двора,
спросила я.
— А ты хотела, чтобы мой “Бентли” мозолил глаза
голодранцам-жильцам? Да они все, как один, знают кто любовник их соседки.
— Думаешь, твой муж открыто появляется здесь?
Власова засомневалась.
— Не знаю. Он мог и на дачу ее повезти, но там сейчас его
брат.
— Что за брат? — заинтересовалась я. — Женат?
— Родной брат, не женат, живет за границей: то в Лондоне, то
в Берлине, то Вашингтоне. В общем, мотается по всему свету. Занимается каким-то
научным бизнесом. В Ростов приехал по делам. Муж поселил его на даче. Теперь
вряд ли ему удобно ехать туда со своей Верочкой.
— Плохо знаешь мужиков, — с чувством превосходства заметила
я.
Власова со мной не согласилась.
— Да нет, не те отношения. Брат младший. Мой Мазик относится
к нему как к сыну, до сих пор воспитывает, жизни учит.
— И как? Научил?
— Даже слишком. Такой получился серьезный, лично мне
противно. Заумный, нудный и жутко благовоспитанный. Мой Мазик в восторге, а я
терпеть его не могу. Тошнит от его нравственности.
Услышав о нравственности, я насторожилась. “Заумный? Нудный?
Благовоспитанный?”
Я потеряла к брату Мазика весь интерес и решила отдаться
поиску дома. Смерть Верочки, конечно, впечатлила, но мне несчастная не очень
близкий человек. Мы и знакомы-то были всего несколько часов, не бросать же свои
дела.
Однако из поисков ничего не получилось. Несколько часов мы
ездили по окраинам, но Власова была рассеянна, говорила в основном про Верочку,
строила всякие предположения, убеждала меня, что нет никакого смысла
связываться с милицией. Как будто я когда-нибудь была другого мнения. Работники
милиции, это как раз то общество, которого я, как русский человек, всегда
сторонилась. Власова же понимать этого не хотела и упорно развивала
бессмысленную тему, пока я не взорвалась и не сказала:
— Послушай, Тата, не знаю насколько нуден брат твоего
Мазика, но, по-моему, ты уже можешь составить ему конкуренцию. Ну разве не
надоело тебе про ментов? Так любой сделает наоборот, из принципа.
— Мне надо выпить. Срочно, — заявила Власова, и мы поехали в
“Три кота”.
Глава 11
Наш обед (с намеком на ужин) был великолепен. Тата с горя
выпила лишнего и болтала без умолку. Верочка, естественно, снова была гвоздем
программы. В конце концов мне стало тошно и тоже захотелось напиться. Я
поделилась этим впечатлением с Власовой, и она пришла в восторг.
— Точно! Напьемся! Ах, как мы сейчас напьемся вдвоем! —
закричала она так громко, что даже павлины нами заинтересовались.
— Вдвоем не получится, — усомнилась я.
— Почему?
— Ты уже напилась, а я за рулем.
— Черт с ним, с рулем, а мы вот возьмем и напьемся! Пусть
нам будет хуже!
Последней мысли я не разделила и сразу же захотела домой.
Ну, если не домой, то хотя бы на дачу к Катерине. Вдруг появилась настоятельная
необходимость пообщаться с моей фундаментальной Ивановой, заразиться ее
оптимизмом и уверенностью.
Торопливо распрощавшись с Власовой, я покинула “Три кота”,
которые уже начали меня раздражать, поскольку создавали мне в этой жизни массу
неудобств. Во-первых, Власова, где бы она не была, только и думала как бы
завернуть в клуб и напиться. Это сильно мешало нашим поискам. Во-вторых,
никогда и нигде я не чувствовала себя такой дурой, как в этом клубе. Самой
настоящей дурой, хоть и сытой. Ну, а в-третьих, чтобы из этого клуба попасть на
дачу Катерины, мне каждый день приходилось пересекать ночной город, в котором я
и днем-то ориентировалась с большим трудом, так мало там выдающихся мест, да
простят меня ростовчане, которые своим городом очень гордятся. Да и я бы
гордилась, когда бы не имела склонности к разнообразию.
