Дальнейшее помню плохо. Частями и нечетко. Я бродила по
дому, Владимир нес за мной бокал и бутылку ликера, я отказывалась пить,
ссылаясь на то, что за рулем, но каким-то чудесным образом пьянела. Пела песни
и даже плясала. Владимир восторженно аплодировал, но присоединяться ко мне не
желал, ссылаясь на полное отсутствие талантов. Из меня же в тот вечер таланты
перли со страшной силой, и я пользовалась ими как могла.
— Ты прелесть, — поощрял меня Владимир.
Время от времени я вспоминала о своей миссии, хватала его за
грудки и пыталась объяснить, что где-то здесь, в одной из комнат, есть скрытый
ход в подземелье. Владимир смущался, мягко разлепливал мои руки, улыбался,
соглашался и не верил, а я, несмотря на полнейшую дезориентацию в пространстве,
понимала, что он не врет, но зачем-то с угрозой трясла пальцем и говорила:
— Я вас всех выведу на чистую воду!
Он смеялся и настойчиво звал меня в душ. Там я пыталась
раздеться, а он уверял меня, что это ни к чему хорошему не приведет, я же
убеждала, что приведет и намекала на свою отличную фигуру, а потом снова завела
шарманку про скрытый ход, темный туннель и подземелье. Он слушал, кивал и
прикладывал к моему лбу мокрую повязку. Это почему-то меня страшно разозлило. Я
схватила с полки бутылку одеколона и запустила ее в висящее над раковиной
зеркало. Звон бьющегося стекла — последнее, что я помню.
Глава 12
Очнулась я на даче Катерины. Заботливые руки Ивановой щупали
мой злополучный лоб.
— Жива? — с укором спросила она, увидев, что я открыла
глаза.
— Временно и условно.
— Ну ты, мать, даешь!
По неподдельному восхищению Ивановой я поняла, что выкинула
нечто из ряда вон, покопалась в тайниках своей памяти и пришла в ужас. Мне
стало жарко, а минуту спустя холодно. Я затряслась вместе с кроватью.
— Ерунда, — успокоила Иванова. — Синдром абстиненции.
Опохмелишься — пройдет, — и в ее руках бог знает откуда появилась бутылка.
— Водка?!!
Меня тут же вырвало.
— И это неплохо, — заверила Иванова и принялась меня ругать.
Мол как я могла пропасть до утра, да еще с Катерининой
“Хондой”, да еще так напиться…
— Людмила, это все ерунда, — преисполняясь оптимизмом,
заявила я. — Главное, что я нашла дом!
— Какой дом? — изумилась Иванова.
— Ну тот, с подвалом, где мужика порешили. Столько дней
искала и вот, нашла.
— Ты же обещала не искать.
— Обещала, но не сдержалась и нашла. И теперь даже знаю кто
в нем живет.
— И кто в нем живет?
— Как кто? Владимир, отчества и фамилии не знаю, да это и не
важно. Кстати, а как я попала сюда? Хоть убей — не помню.
Иванова с укоризной покачала головой.
— “Как попала”, — передразнила она. — Нет у тебя ни стыда ни
совести. К тяжелому дню решила добавить мне бессонную ночь. Сначала Катька
пытала своей “Хондой”, а потом позвонила ты и потребовала срочной встречи. На
все вопросы отвечала так невразумительно, что я чуть с ума не сошла от страха.
— Какого страха? — возмутилась я. — Иванова, побойся бога,
откуда мог взяться страх у тебя?
— Откуда? Ну ты, мать, даешь! Ты такое молола, я и не знала,
что думать. Хорошо еще твой Владимир взял трубку да успокоил, сказал, что ты в
порядке, лишь слегка пьяна. Ну, мать, я подивилась его снисходительности, когда
увидела безжизненный мешок, валяющийся на заднем сиденье “Хонды”. Слышала бы
ты, как этот мешок матерился.
— Матерился? Он же безжизненный.
— Безжизненный в смысле остального. Отказало все, кроме
речевого аппарата, но зато как работал аппарат, когда ты безуспешно пыталась
оторвать от сиденья голову. Более изощренного мата я не слышала даже от
китайцев.
Я расстроилась.
— И Владимир слышал?
— Владимир? Слышал весь близлежащий квартал, разбуженный
тобой. Многие твой мат записывали прямо на магнитофоны.
Я расстроилась окончательно.
— Вот, Иванова, твое пагубное влияние. Сказывается в самый
неподходящий момент, но при чем здесь кварталы? И откуда взялись магнитофоны?
Там и народу-то нет. Пусто. Никто не живет.
— Где там?
— Да в доме том, где меня споили. Кстати, на чем ты
добиралась?
— На попутке.
— Почему? Разве в доме мало машин?
— Катерина и Виктор наотрез отказались принимать участие. Им
некогда, у них рушится семейная жизнь. Пришлось ночью бежать на трассу и ловить
попутку. Намучилась я, мать, с тобой.
— Ты запомнила дорогу? — деловито осведомилась я, стараясь
не замечать последней фразы.
— Зачем мне дорога? Адрес запомнила: Таганрогская сто
четырнадцать, кафе “Загородное”.
Я опешила.
— Что за вздор ты несешь? При чем здесь “Загородное”? При
чем здесь кафе, в котором я завтракала вчера утром?
Эти вопросы я задала Ивановой в очень эмоциональной форме.
— По твоему я должна была всю ночь колесить по городу? —
возмутилась она. — “Загородное” стоит прямо на трассе, на окраине, там сложно
потеряться. И я и твой Владимир хорошо знаем это кафе, там и решили
встретиться. И скажи спасибо Владимиру за то, что он любезно согласился
доставить туда твое безжизненное тело. В противном случае и по сию пору искала
бы тебя в ростовских трущобах. Ты не забыла? Мы не в Москве. Здесь одни
бандиты.
— Если верить телевидению, все бандиты как раз живут в
Москве. Лучше скажи где находится тот дом, откуда ты меня забрала.
— Да я забрала тебя, заполошную, возле кафе “Загородное”.
Там я получила твое тело, отрезвеешь ты когда-нибудь или нет!
Как только я осознала, что Иванова понятия не имеет где находится
тот чертов дом, — пала духом. Горю моему не было предела.
— Неужели все так глупо получилось, — растерянно бормотала
я. — Так бездарно использовала фантастическое везение. И как угораздило меня
напиться? Я же трезвенница…
Скептический взгляд Ивановой придал мне сил. Ну и вредная же
она баба. Все время лезет на рожон.
— Это все ты! Ты виновата! — напустилась я на нее. — Как
могла ты подложить мне такую свинью?
Надо было видеть ее изумление.
— Какую свинью? — встряхивая головой и подпирая свои тощие
бока возмутилась Иванова. — Что по-твоему я должна была делать? Бросить тебя
неведомо где и лечь спать?
