— Знай, сволочь, знай, не сойдет тебе это с рук, — злобно
тряся указательным пальцем, обещала она, лежа на столе. — В милицию пойду,
везде пойду, пусть знают какой ты подлец. Работы лишишься! Меня лишишься! Всего
лишишься! Ой, люди добрые, с каким подлецом живу. Женщину! Хрупкую женщину!
Беззащитную женщину и по уху!
Катерина резво соскочила со стола, сплела на груди руки и
потребовала ответа:
— За что, сволочь, ты меня по уху? За что?
Мы с Ивановой уставились на Виктора, из солидарности
взглядами повторяя тот же вопрос. Виктор сконфузился, почесал в затылке и
зачем-то полез в карманы штанов.
— Да не по уху я, а так, потянул немного, чтобы домой шла, —
невнятно промямлил он, больше полагаясь на наше воображение, потому что из слов
не было ясно за что именно он немного потянул.
Катерина, сообразив, что победа близка, заметалась по
столовой и, демонстрируя недюжинные артистические способности, начала
показывать как он ее тянул и за что. Из ее искусной пантомимы было хорошо
видно, что вчера утром в доме Масючки разыгралась настоящая драма. Оставалось
за кадром лишь одно, как она к этой Масючке попала, когда всю ночь предавалась
оргиям с Ивановой и Ефим Борисычем.
— А зачем ты пошла к Масючке? — спросила я, восхищаясь
здоровьем Катерины.
Виктор мгновенно воспрял и перешел в наступление.
— К Масючке приехал хахаль, ей срочно захотелось его отбить,
— с видом победителя сообщил он и грозно взглянул на жену. — Не знала, что я
так рано вернусь из командировки? — злорадно спросил он, забыв, что является
самой пострадавшей стороной.
— Знала, знала, — промямлила Катерина и загнанно посмотрела
на Иванову. — Людмила Петровна, ну скажите ему.
— Я отправила ее к Масючке, и давайте хватит, — отрезала
Иванова, густо краснея.
Все вспомнили про Моргуна.
— Хм, пойду загляну в двигатель, — сказал Виктор.
— Ой, а у меня посуда немытая, — спохватилась Катерина.
Смущение окружающих не удивляло. Мне, как и всем, было
очевидно с какой целью Иванова отправила Катерину к Масючке. Не укладывалось в
голове лишь одно: как могла она допиться до этого? Предаваться разврату? С
нетрезвым Моргуном? В чужом доме? Позор. Позор. И после этого она еще пытается
стыдить меня. Нет предела ее наглости.
Глава 13
От смущения Катерина перемыла в доме всю посуду, а Виктор
починил двигатель своего автомобиля. Иванова отправилась в душ смывать грехи, и
долго не возвращалась. Я сидела в столовой и опохмелялась рассолом.
Катерина, расправившись с посудой, накрывала на стол, когда
из душа, бодрая и решительная, вернулась Иванова. Видимо с толстым слоем грехов
она смыла и тонкую пленку стыда.
— Мы будем завтракать или нет? — строго спросила она, как
настоящая хозяйка положения.
— Будем, будем, — заверила Катерина. — Вот Виктор прийдет, и
сразу начнем.
— Напишешь Софье доверенность на “Хонду”, — выдала Иванова
указание Катерине и уселась за стол рядом со мной.
Катерина в восторг не пришла, но согласилась.
— Хорошо, напишу.
— Сегодня на кафедру не пойду, — продолжила Иванова, кладя
“мобильник” на сервировальный столик, которым в этом доме никто никогда не
пользовался.
Он стоял для красоты рядом с обеденным столом, всем мешал и
путался под ногами, но Катерина, считая его признаком хорошего тона, наотрез
отказывалась убрать столик в чулан, как неоднократно советовал Виктор.
— В городе есть дела, — продолжила Иванова. — Мобильник
оставлю здесь. Будут звонить — скажешь, что я заболела.
Меня распирало от гордости: Иванова ради меня бросает все
свои дела, да что там дела, Моргуна даже бросает, не глядя на его запой. Вот
это настоящая подруга. Почаще бы ей такое практиковать, цены бы не было моей
Ивановой.
В столовую вошел Виктор. Бережно неся перед собой
испачканные мазутом руки, он подошел к Катерине. Она заботливо подкатала рукава
его рубашки, открыла кран горячей воды и даже протянула кусок хозяйственного
мыла. Виктор взял мыло, как ни в чем не бывало поцеловал жену в висок, и начал
мыть руки. Она стояла рядом и ласково гладила его по могучей спине, а когда он
потряс вымытыми руками, с нежной улыбкой протянула ему полотенце.
Иванову трудно чем-либо прошибить. Она как намазывала на
тостер масло так и продолжала с невозмутимым видом заниматься тем же. А вот я
надолго потеряла дар речи. Даже хуже. Я и до этого на еду смотрела с
отвращением, а теперь и вовсе кусок завтрака застрял в горле. Я не верила своим
глазам.
— Иванова, — прошептала я, толкая ее в бок, — мне приснилось
или правда был скандал?
— Был скандал, — ответила Иванова и потянулась за солидным
шматом буженины.
— И дело шло к разводу?
— Дело шло, — умащивая буженину на тостер, согласилась
Иванова.
— Так от чего же, вдруг, Катерина так стала нежна?
Иванова удивленно посмотрела на меня, рискованно распахнула
рот, откусила приличный шмат бутерброда и, энергично жуя, как о само собой
разумеющемся сказала:
— Чего-то хочет от Витьки.
— А Виктор? Он же был полон решимости.
— А Виктор, как все мужчины, всегда рад помириться.
Катерина тем временем хлопотала над тарелкой благоверного:
стаскивала со всего стола самые жирные ломти. Виктор рубал с треском за ушами.
Мне по-прежнему кусок в горло не лез. Настроение было философское. Ох, не
развелась бы я с четвертым мужем, когда бы так ухаживала за первым.
— Витенька, Людмила Петровна с Соней поедут в город, —
промурлыкала тем временем Катерина.
Витенька громко хлебнул сметаны и ответил:
— Угу.
— Продукты закончились.
— Угу.
— Мне надо бы на рынок, — продолжила Катерина, делая вид,
что в аппетите мужа черпает истинное наслаждение.
— Угу.
— Я поеду, наверное, с Людмилой Петровной и Соней. Куплю
чего надо, по городу прогуляюсь.
— Угу, — согласился Витенька, дерзко расправляясь с куском
говядины.
— Чиво “угу”?! Чиво “угу”? — вдруг возмутилась Катерина. —
Деньги давай!
— А-аа, — протянул Виктор и поскреб в затылке. — Деньги? —
Он стал таким задумчивым.
— Да, деньги, — напирала Катерина, — будто не знаешь, что уж
кончились давно.
— Как же давно, когда три дня назад давал.
