Я слушала ее, а сама думала только о том, как бы поближе
познакомиться с тетей Марой, да так, чтобы иметь возможность зайти к ней в
гости уже без Катерины. С этой точки зрения обилие кульков радовало меня
чрезвычайно. Я сильно на них рассчитывала и, завидев знакомые ворота, с
готовностью спросила:
— Справишься или помочь?
— Лучше помоги, — обрадовалась Катерина, — заодно и с теткой
тебя познакомлю.
— Я остаюсь в машине, — доставая сигарету, предупредила
Иванова. — И если не вернетесь через пятнадцать минут, обязательно уеду.
Катерина отнеслась к ее предупреждению халатно и
расположилась у родственницы основательно. Она потратилась на кульки и,
намереваясь восстановить равновесие, жадно впитывала тетушкины дифирамбы. Мне
очень быстро надоело слушать про Катеринины доброту и щедрость, и я попыталась
перевести разговор на интересующую меня тему: на сына Павла. Удалось со второй
попытки. Если бы не мешала Катерина, удалось бы и с первой, но она нахально
выскакивала вперед. Я укрепилась во мнении, что надо нанести тете Маре еще один
визит и дать любящей матери отвести душу в разговорах о сыне без эгоистичной
Катерины. Тем ни менее я узнала, что цветущая красная герань, стоящая на
тумбочке возле кровати, — подарок Павла.
— Павлуша подарил мне сегодня утром, — похвасталась тетя
Мара.
Я с большим трудом удержалась, чтобы не крикнуть: “Да она же
масючкина!” Слава богу хватило ума промолчать, но на остальные предметы в доме
я смотрела уже с подозрением. Что еще здесь от Павла? Наверняка ворованное.
Как только Катерина осознала, что дальнейший разговор пойдет
не о ней, тут же заспешила, якобы вспомнив об угрозах Ивановой. Пришлось
ограничиться информацией о герани. Последнее, что я увидела, выходя из комнаты,
блаженное лицо тети Мары: она нюхала цветок герани, как будто у него есть
запах.
Такой я и запомнила эту старушку.
Глава 14
Иванова не уехала, но рвала и метала. Об этом мы узнали, не
подходя к машине. Из “Хонды” рвались клубы дыма, смешанные с матом.
— Больше мне делать нечего, как навещать тетю Мару! — сходу
набросилась она на нас. — Меня ждут сорок студентов, шесть доцентов и три
профессора, а я жду двух идиоток!
— Хорошо, что напомнила, — заметила я, помахивая дверцей
автомобиля, поскольку в салоне сигаретный смрад был такой, что легкие сразу
могли отвалиться. — Ты профессор медицины, а тетя Мара больна. Нет у тебя
никакого профессионального интереса.
Иванова обмякла.
— А что с ней? Надо что-то отрезать?
— Скорей “пришить”, — сказала я, имея ввиду бессердечного
сына Павла, которого лично я убила бы с величайшим удовольствием.
— Ни отрезать ни пришивать моей тете Маре ничего не надо, —
запротестовала Катерина. — У нее радикулит, геморрой, пустой холодильник и
скука. В остальном она совершенно здорова, особенно для своих семидесяти.
— Холодильник ты наполнила, а геморрой, скука и радикулит
вполне аристократические болезни, — успокоила свою совесть Иванова.
Мне уже было не до них. Мысленно я унеслась в завтрашний
день, поскольку на сегодняшнем смело можно было ставить жирный крест: времени
осталось — доехать до дачи, поужинать и… спать. Конечно, если Иванова снова не
организует пьянку, участвовать в которой я не ощущала склонности.
* * *
Как я и предполагала, на дачу мы приехали к ужину. По дороге
Катерина вспомнила, что в доме нет ни крошки хлеба и потом минут сорок хвастала
продавщице как дешево она купила брючный костюм, туфли, платье и особенно халат
с двумя блузками, свитером и жилетом. Я стояла рядом и слушала, закатывая глаза
в сторону “Хонды”. Там психованная Иванова яростно дымила “Кентом” и была
похожа на извергающийся вулкана. Когда нервы Ивановой, изрядно истрепанные еще
тетей Марой, не выдержали, она выскочила из машины, ворвалась в хлебный магазин
и пинками вытолкала оттуда Катерину.
— Остальное она расскажет завтра, — любезно успокоила я
продавщицу и отправилась к “Хонде”.
На даче нас ждал взбешенный Виктор с куском заветренной
колбасы в зубах.
— Видите? Видите, что творится? — гневно вопросил он, не
вытаскивая колбасы из зубов. — С четырех часов сижу здесь, как идиот, жду
родную жену, усталый, голодный, в доме ни крошки хлеба и пустой холодильник.
Сказала бы что надо, я бы давно привез, а как ей дашь, так пропадут вместе. Это
можно было бы понять, но совсем не хватает нервов, а кто не бывал в таком
дерьме? Это ж каждому ясно, тем более когда такое, что и сам не пойму! — и он
беспомощно развел руками, по-прежнему не выпуская изо рта колбасы.
— Что случилось? — удивилась Иванова. — И почему ты
заговорил, как Черномырдин?
— Действительно, действительно, — поддержала ее Катерина. —
Почему ты так заговорил?
— Потому что жрать хочу, а украсть негде! — ответил Виктор и
обратился к нам: — Теперь вам ясно, почему я не хочу давать ей денег?
Мы с Ивановой очень прочувствованно ответили хором:
— Ясно!
— Никому ничего не ясно, — на всякий случай возразила
Катерина, но лучше бы она промолчала.
Виктор побелел, кусок колбасы выпал на пол и все началось
сначала. Мы с Ивановой изрядно устали и были голодны не меньше Виктора, поэтому
в скандале принимать участие не захотели. Пока эти сумасшедшие бегали по
столовой, грозясь друг из друга сделать то бульдога, то персидского кота, мы с
Ивановой разбирали сумки и ушли в это дело с головой.
— Нарежем буженинки? — интересовалась я.
— И почисть селедочку, — не возражала Иванова.
Когда до Виктора дошло, чем мы так увлеченно занимаемся, он
успокоился, перенес разборки на более подходящее время и, давясь слюной, подключился
к нам. Катерина тоже мешкать не стала. Она надела фартук и энергично взялась за
дело. Через пятнадцать минут мы дружно работали челюстями и ни о каких ссорах
не могло быть и речи.
— Надо посоветовать Алисе, — шепнула я Ивановой, подцепливая
на вилку селедку, — написать реферат о роли буженины в семейном микроклимате.
— Твоя Алиса хреновый психолог, — расправляясь с приличным
куском балыка, возразила Иванова. — Посоветуй лучше Нелли.
— Нелли не лучше, — пошла я на спор, собираясь выдвинуть
неопровержимый аргумент, но в этот момент взгляд мой упал на сервировальный
столик, стоящий рядом.
На нем лежал “мобильник”, оставленный утром Людмилой. Я
толкнула Иванову в бок и спросила, кивая на “мобильник”:
— Он что, все время был здесь?
Иванова несла в рот вилку с горой корейской морковки, да так
и застыла, не закрыв рот. С минуту в ней шла сложная работа мысли, после чего
она выстрелила вопрос:
