— И очень хорошо, — возразила Иванова. — Меньше народа будет
глазеть. “Хонду” дашь?
— Вы еще спрашиваете. Давно ведете себя так, будто она ваша,
— с обидой начала Катерина.
Я хотела ее перебить, но Иванова сделала знак, мол дай человеку
выговориться. Минут пятнадцать Катерина выговаривалась. У меня даже сложилось
впечатление, что Иванова передумала ехать, так внимательно слушала она ее
вздор. Слава богу на помощь пришел Виктор. Он имел неосторожность Катерине
возразить, после чего она тут же про нас забыла. Виктор опять полез за
холодильник, а я потянула Иванову за руку и потрясла ключами от “Хонды”.
— Пошли?
— Пошли.
Глава 15
Я предусмотрительно остановила “Хонду” на соседней улице и
отправилась к дому Верочки пешком. Иванова вышагивала рядом. Она пребывала в
растерянности, потому что была смертельно самолюбива. Больше всего она боялась
глупо выглядеть. Бьюсь об заклад, что топая за мной, она (как это не цинично)
молила бога, чтобы Верочка действительно оказалась мертва, в противном случае
вся Москва стала бы потешаться над Ивановой. В час ночи переться в квартиру
дочери любовника, чтобы посмотреть жива хозяйка или нет — этот что-то.
Когда мы остановились перед дверью, вид у Ивановой был как у
воробья перед боем: взъерошенный, грозный и трусливый. Она уже почти готова
была к тому, что Верочка выйдет, удивится, всплеснет руками и пригласит нас на
чашку чая.
— Ну? — с вызовом процедила она. — Звони…
— Зачем? Уверена, — открыто.
Я толкнула дверь, и она распахнулась. В нос ударил
неприятный сладковатый запах, хорошо знакомый Ивановой. Она поняла, что здесь
не до шуток и вихрем понеслась вглубь квартиры. Я подивилась ее прекрасному
ночному зрению, прикрыла дверь и, нащупав выключатель, включила свет. Иванова
сделала то же в спальной и крикнула:
— Иди сюда!
Я вошла и окаменела. Верочка лежала там же, но это была уже
другая Верочка, мертвая, потемневшая, с изменившимися чертами лица. Иванова
откинула одеяло и принялась осматривать тело.
— Видишь трупные пятна? — спросила она.
— Вижу, — поеживаясь ответила я.
— При надавливании не исчезают, не бледнеют и не изменяют
цвет. Гипостатическая имбибиция. Окоченение присутствует. Мертва не меньше
суток, но не больше трех.
— Каких трех? Бог с тобой, я же с ней два дня назад
познакомилась.
— Медэксперты определят точнее. Пока: смерть наступила по
неизвестным причинам.
— А ты мне не верила, — упрекнула я, стараясь не смотреть на
тело и мысленно констатируя, что совсем неплохо в некоторых случаях быть
врачом.
— Так, где здесь можно помыть руки? — накрывая труп одеялом,
поинтересовалась Иванова.
— В ванной видимо.
— Пошли, откроешь дверь. И выключи здесь свет.
Иванова понесла мыть свои профессорские руки, а я, забегая
вперед, оказывала ей мелкие услуги: распахивала двери, включала и выключала
свет, открывала краны.
— Значит так, — констатировала она, кутая вымытые руки в
махровое полотенце. — Девочка действительно мертва, надо вызывать милицию.
Я попятилась назад.
— Какую милицию? Что мы им скажем?
— А что им говорить? Следов насилия нет. Причина смерти
неясна. Вскрытие покажет.
— Иванова, в своем ли ты уме? Как мы объясним милиции свое
присутствие в Верочкиной квартире? Как ты объяснишь своему Моргуну это
присутствие?
Иванова задумалась.
— Да-а, объяснить сложно.
— Более чем.
— Твои предложения?
— Пусть все останется здесь как есть, а мы тихонечко выйдем.
Верочке уже ничем нельзя помочь, а нам только лишние неприятности, — удивляясь
себе, повторила я фразу Власовой.
— Педерастическая логика, — отрезала Иванова.
— Конечно педерастическая, а какая у Власовой может быть
логика, — по скудоумию ляпнула я и тут же поняла, что сваляла дурака, но было
поздно.
Иванова, как клещ, впилась в меня и все выпытала. Стараясь
не вдаваться в подробности, я рассказала о настоящем развитии событий.
— Как ты могла довериться Власовой? — возмутилась Иванова. —
Этой твари, этой приспособленке!
— Перечисленные качества не предполагали в ней способности к
убийству, — оправдывалась я.
— Ты что, больше не нашла кому дать адрес Веры? Тебе хоть
ясно, что убийца ты?
С этим я согласиться никак не могла.
— Почему убийца? Сама же сказала, что причина смерти не ясна
и вскрытие покажет.
— Так. Надо звонить в милицию.
Меня начало раздражать однообразие мышления Ивановой.
— Кроме милиции ты можешь что-нибудь предложить?
— Пока нет, — призналась она.
— Тогда пошли.
Я схватила ее за руку и потащила к выходу. Она упиралась, но
шла, излишне громко выражая надежду вернуться и позвонить в милицию. Меня
удивляло ее маниакальное желание звонить именно из этой квартиры.
— Ведь есть же масса других возможностей, — напомнила я, уже
сидя в “Хонде”. — Твой “мобильник” к примеру.
Иванова полезла за сигаретой.
— В толк не возьму, почему ты не сдала Власову, — сказала
она, закуривая “Кент”.
— Власова не убивала. Сама же сказала, что нет никаких
следов.
— А ты других способов, кроме как топором по темечку, не
знаешь?
— Знаю, но Верочка умерла в постели.
— Или за столом, или в ванной, или где угодно. Ее вес
позволяет водворить тело в постель даже с моими щенячьими силами, не говоря уж
о верзиле Власовой.
Я вспомнила, как Иванова крутила мне руки, помогая санитарам
укладывать на носилки мое тело, и не согласилась.
— Не скромничай, Иванова, твоих сил хватит чтобы уложить в
постель быка, но речь не о том. Зачем Власовой понадобилось звать меня? Убила
бы и скрылась, как все нормальные преступники.
— Она хитрая бестия и явно придумала какую-то интригу. Да,
лучше отсюда уехать, раз ты сразу не вызвала милицию. Мне плевать на Власову,
но если будут неприятности у тебя, значит они будут и у меня.
— Похвальная логика, а Власова, если она убийца, все равно
ответит перед судом. Не перед людским, так перед божьим.
— Пэрэат мундус эт фиат юстициа, — уж никак не смогла
удержаться Иванова и тут же пояснила: — Правосудие должно совершиться, хотя бы
погиб мир, потому что юстиция не хрен собачий.
