— Она интриганка, эта Власова. Зря ты связываешься с ней.
Еще неизвестно зачем ей понадобился весь этот спектакль. Могла сама понаписать
в тетрадку черти чего, а потом дать тебе прочитать, чтобы ты свидетельствовала
за нее. Тетрадка, естественно, впоследствии исчезла бы.
— Да, но она исчезла раньше, чем я успела ее прочитать, —
возмутилась я.
— Хорошо, — утихомирила меня Иванова. — Раз так дорога тебе
тетрадка, спрошу у девчонок. Может и в самом деле кто пригреб по запарке.
— Спроси, сделай одолжение.
Мы подъезжали к мединституту. Иванова цепким взглядом выбирала
побольше лужу, в которую собиралась выйти. Она всегда из машины выходила только
в лужу. Даже летом, даже в засуху.
— Лучше скажи, чем собираешься заняться? — спросила она,
когда я затормозила по своему вкусу. — Может поможешь мне?
— Что? Хоронить? Упаси меня бог! Есть и свои дела. Не сочти
меня черствой, но больше, чем на сочувствие не рассчитывай. Могу еще предложить
материальную помощь, естественно в разумных пределах.
— Ладно, давай помощь, — сердито протянула руку Иванова.
— Что? Прямо сейчас?
— Нет, в следующем году!
— У меня нет с собой мелких денег.
— Давай крупные.
Я вспомнила Верочку и дала, проворчав:
— Все равно твой Моргун пропьет.
— Согласись, теперь у него есть причины, — ответила Иванова
и вышла из машины.
Глава 17
Едва за Ивановой закрылась дверь, я бросилась на поиски.
Второй раз тщательно обследовала салон и даже заглянула в багажник. Тетрадки не
было. Восстановив в памяти каждый свой шаг, пришла к выводу, что тетрадка могла
упасть на землю, поскольку на нее мы поставили сумки. Лично я волоком тащила с
сидения две сумки и могла незаметно стянуть с ними и тетрадку. Это было возле
коттеджа Сюрдика.
Я помчалась туда и минут двадцать ползала по грязи. Тетрадки
не было. Занавеска в окне второго этажа по-прежнему волновалась.
“Одно из двух, — подумала я, — или тетрадки здесь и не было,
или Сюрдик ее подобрал, а теперь наблюдает за тем, как я извожусь тут на
продукт жизнедеятельности.”
Пришлось уехать несолоно хлебавши. Минут десять пути я
страдала, а потом не выдержала и по второму кругу взялась переворачивать
автомобиль. За малым не разобрала салон на части: тетрадки не было. Зато в
бардачке обнаружилась старая записная книжка Катерины. Как попала старая
записная книжка в новую машину — загадка, впрочем, с Катериной все бывает.
Я не стала ломать голову над посторонними проблемами, а
приступила к изучению книжки. На этот раз мои надежды оправдались. На одной из
грязных страниц, словно курица лапой было накарябано: Павлик тети Мары. Рядом
стоял номер телефона.
Я обрадовалась. Это же то, к чему я стремилась. Теперь не
придется заезжать к тете Маре и вести с ней длительные заунывные беседы про
геморрой и радикулит. Нужно всего лишь набрать номер.
Остановив “Хонду” возле ближайшего приличного кафе, я
уселась за столик, сделала заказ и попросила телефон. Почему-то мне принесли
сначала обед, а потом телефон. Видимо им не терпелось, чтобы я залила его
куриным супом, что я тут же и сделала, торопливо набирая номер и кляня себя за
то, что экономлю на “мобильнике”.
Номер был занят. Я позвонила второй раз с тем же успехом. На
третий раз услышала вот такую вещь: “Если у вас есть имя, назовите его. После
короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.”
“Однако, Павлуша шутник,” — подумала я, не собираясь
оставлять никаких сообщений.
До конца обеда названивала я по тому номеру, но каждый раз
включался автоответчик.
Стало ясно: не избежать разговоров о геморрое и радикулите,
и я поехала к тете Маре.
* * *
Дом я нашла без труда. Вошла в калитку, поднялась на
крылечко, постучала в дверь, прислушалась. Никаких признаков жизни. Я постучала
еще, более настойчиво и энергично, на тот случай, если тетя Мара, сморенная
геморроем, крепко заснула. Дверь дрогнула и с громким скрипом отворилась.
— Тетя Мара, — крикнула я вглубь дома.
Ответила мне тишина. Потоптавшись в растерянности у входа, я
решилась зайти. На этот раз, пользуясь отсутствием вертлявой Катерины, я с
любопытством смотрела по сторонам. Робко шла по прогнившим половицам,
застеленным разноцветными вязанными половичками, удивляясь скромности жилища.
Словно в середину века попала. На стенах фотографии, на тумбочках, кружевные
салфетки. Вор Павлуша не удосужился подарить матери что-нибудь из того мешка,
которым разжился в доме Владимира.
С такими мыслями вошла я в комнату, где лежала вчера тетя
Мара. Там же лежала она и на этот раз, только горшок с геранью стоял не на
тумбочке, а на подоконнике за спинкой кровати.
Сначала я подумал, что тетя Мара крепко спит, но, окликнув
ее несколько раз и не получив ответа, удивилась. В ее возрасте спят чутко.
Наученная горьким опытом, тронула тетю Мару за руку и отшатнулась, вспоминая
Верочку. Рука тети Мары была тоже значительно холоднее, чем это принято у живых.
Мне сделалось дурно. Захотелось бежать, так я и поступила.
Выскочив на улицу, рухнула в “Хонду” и умчалась прочь.
“Чего трясешься, дурочка, — уговаривала я себя. — Тетя Мара
стояла к смерти значительно ближе, чем Верочка, так стоит ли пугаться? Ну
умерла, в ее возрасте это неудивительно. И потом, как она жила, так я бы, на ее
месте, за благо почла любую смерть.”
Но сколько я себя ни уговаривала, менее страшно не
становилось. Не то, чтобы я так сильно боялась трупов. Трупов немало повидала
на своем веку. Настораживало другое: их свежесть.
“Покойные и остыть толком не успевают, как их нахожу, —
горестно размышляла я. — Узнай об этом милиция, долго пришлось бы придумывать
себе оправдания.”
Однако, чем дальше уезжала я от тети Мары, тем быстрее
возвращалось самообладание. В конце концов я решила, что смерть матери вора
поможет мне в поисках последнего. Никуда Павел не денется и вынужден будет мать
хоронить. Наверняка и Катерина примет участие в похоронах тетушки. Мне остается
лишь увязаться за ней, и встреча с Павлом гарантирована. Негоже, конечно,
шантажировать человека в столь траурный день, но выхода у меня нет, придется
шантажировать.
Учитывая прошлые ошибки, я не бросила тело тети Мары, а
решила о нем сообщить. Купив на почте жетонов, я воспользовалась уличным
таксофоном и вновь позвонила по номеру, найденному в записной книжке Катерины,
и вновь наткнулась на ту же вещь: “Если у вас есть имя, назовите его. После
короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.”
