Такая наглость кого хотите обезоружит, но только не меня.
— В таком случае придется обратиться в милицию, — усиливая
впечатление от фразы живописным взглядом, ответила я. — Там и дом покажут и
платы не попросят, только предварительно пройдутся по твоим бокам. Им ты все,
как миленький, выложишь.
Павел мгновенно преобразился, добродушно развел руками,
глядя на меня уже как на родную.
— Ну-у, ты, блин, совсем шуток не понимаешь. Как маленькая.
Ментами начинаешь шугать. Да кто их боится? Сказал же покажу, значит покажу.
Хочешь, прямо сейчас покажу?
— Прямо сейчас неудобно. Мы на поминках твоей матери, если
ты не забыл.
— Да не забыл я, но мамашу все равно не вернешь, а мы с
тобой будем в расчете. Ты вообще как, слово держишь?
— Не паясничай, и зря меня не боишься. Я не такая
безобидная, как кажусь.
— Да и не кажешься вовсе. Так когда?
— Давай завтра в двенадцать часов. Откуда тебя забрать?
— Памятник Пушкину знаешь?
— На Буденовском? — не без гордости спросила я, поскольку
это был один из немногих проспектов, где не сразу (мне так казалось) можно
заблудиться.
— Почему на Буденовском, на Буденовском памятник Буденому.
На Ворошиловском.
Ворошиловский проспект мне знаком был еще лучше
Буденовского, и после некоторого мысленного напряжения я припомнила и памятник
Пушкину. Рядом с ним был неплохой обувной магазин.
— Значит в двенадцать часов у памятника Пушкину, — строго
сказала я. — Надеюсь, нет смысла напоминать тебе о сложности твоего положения.
— Да знаю, что ты Катькина подруга и никуда от тебя не
деться. Да что мне, дом показать трудно. Ведь другого же ты не требуешь ничего.
Буду как обещал, время устраивает, — заверил меня Павел.
Присмотревшись к нему, было понятно: малый страсть как хочет
от меня избавиться. Учитывая это, я успокоилась.
Поскольку больше меня на поминках нечего не интересовало, я
сочла за благо удалиться. Возникла необходимость навестить Власову.
Отсутствие тетрадки меня уже не беспокоило. Я повторила
поиски, вновь перерыла в “Хонде” все, что только было возможно и теперь
пребывала в уверенности: Иванова права. Власова ведет какую-то сложную игру,
иначе куда могла деться ее тетрадка? Ивановой эта тетрадка не нужна. Да она и
не подозревала о ее существовании, а спокойненько сидела на переднем сиденье.
Моргун и “девочки” сидели сзади, но трудно предположить, что их могла
заинтересовать чужая тетрадка, да еще в такое время. Тем более, что им ее и
взять-то было некуда. Даже Моргун был без своего доисторического портфеля.
Значит тетрадку взяла Власова, когда доставала сумки. Нет,
доставала сумки я. Значит она взяла тетрадку, когда их ставила. Я пошла
открывать багажник, тогда она и взяла. Взяла и сунула в одну из сумок. Остается
только вопрос: зачем?
Глава 19
Власова снова была у кого-то в гостях, но охотно согласилась
встретиться. Более того, в ее голосе слышалась неподдельная радость.
— Ты на “Хонде”? — спросила она.
— Пока да.
— К Сюрдику можешь приехать?
— Туда, где мы вещи оставляли? — уточнила я.
— Да, приезжай скорей, жду.
Я поехала, благо дорогу неплохо изучила.
Власова стояла под фонарем у двери коттеджа и зябко куталась
в отпадный шерстяной свитер крупной вязки. Было темно, и я не увидела, как
ведет себя занавеска на втором этаже, но на всякий случай сказала Власовой:
— Твой отвратительный Сюрдик все время подглядывает.
— Любуется, — рассмеялась она. — Вчера признался, что еще в
клубе обратил на тебя внимание. Красивая, сказал, у тебя подруга. Понятно?
Понравилась ты, вот и подглядывает.
— Это меня не удивляет, — ответила я, внутренне отмечая, что
если уж быть объективной, то Сюрдик вполне симпатичный малый, особенно если
учесть Черноморское побережье и магазины.
— Куда поедем? — поинтересовалась Власова. — Я без машины.
Водила шпионит на мужа, поэтому стараюсь реже пользоваться его услугами, а сама
водить “Бентли” не люблю.
— Что-то зачастила ты к своему Сюрдику. И вчера у него была,
когда я звонила?
— Да, и осталась ночевать. Должен же кто-то утешить одинокую
женскую душу. Но вообще, рискую, конечно. Ночевать нужно в своей постели. Так
чем займемся? Для поисков твоего дома поздновато, стемнело уже. Может махнем в
клуб?
“Надо же, о тетрадке ни слова, а вчера эта тетрадка была
гвоздем программы,” — внутренне отметила я и сказала:
— Можно и в клуб.
Власова оживилась.
— Сто лет там не была — защебетала она. — Ах, как хорошо мы
сейчас проведем вре-мя. Только заедем ко мне, переоденусь, да заодно посмотрю
все ли там в порядке. Поднимешься?
— Нет подожду в машине.
Этот вечер предстояло просто “убить”, не сидеть же на даче,
слушая стенания Катерины. Иванова, после похорон, тоже выбыла из приятных
собеседников, хоть мне и не терпелось задать ей кое-какие вопросы. Впрочем,
завтра на них она ответит значительно обстоятельней.
К моему удивлению Власова принарядилась в рекордно короткий
срок. Видимо, когда речь заходит о клубе, эта женщина спринтер.
— Весна! — воскликнула она, падая на переднее сиденье. —
Погодка налаживается, а жизнь разлаживается. Хотя…
— Что “хотя”? — заинтересовалась я.
— Теперь, после смерти этой девицы, все может быть. Вернется
Мазик, посмотрит на мои герани и…
— И влюбится опять? Сомневаюсь. Не забывай, это у тебя
радость, а у твоего Мазика горе.
— У него были все основания самому грохнуть свою Верку, —
неожиданно брякнула Власова и победоносно посмотрела на меня.
Я сбросила скорость.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты прочла тетрадку? — вопросом на вопрос ответила она.
— Тетрадку я не прочла, потому что ты забрала ее, а Верочка
умерла естественной смертью.
Власова опешила.
— Когда я забрала тетрадку?
— Вчера, когда отправила меня открывать багажник, — сказала
я, с максимальной твердостью в голосе.
— Глупости! Сначала дала, потом забрала? Глупости! Потеряла,
так и скажи. И нечего морочить мне голову, а Верку убили. Я уверена в этом.
— Может поделишься своей уверенностью?