— Нет, слава богу не успел ей доставить радость, — ответила
Катерина и вновь залилась слезами.
Что и требовалось доказать. Значит во время гибели герани
были в его руках. И здесь герани! Опять герани! Где Иванова? Где эта
сумасбродная? Где эта шальная Иванова? Никогда нет ее под рукой, если очень
надо!
Я помчалась в ее комнату. Иванова лежала на кровати… Боже,
как мне сделалось дурно. Уже не могу видеть человека, лежащим на кровати.
— Ма-аа-мочка-аа, — заблеяла я.
Иванова лежала с компрессом на голове. Когда я заблеяла, она
сняла компресс и пробасила:
— Хрен тебе на воротник!
Я обрадовалась. Не тому, что она мне пожелала, а тому, что
Иванова жива, хоть и брякает глупости.
— Поняла, все поняла, — воскликнула я в угаре прозрения. —
Это герани! Это они!
Иванова откинула голову на подушку, натянула на лоб компресс
и простонала:
— Уйди, заполошная, муторно.
Несложно было догадаться, что они с Зинкой топили горе в
стакане. Боль души в сочетании с водкой — гремучая смесь. Но не могла я
оставить Иванову в покое. Позарез мне был нужен советчик.
— Ты только вникни как умерли все, — упрямо пыталась я
донести до нее суть своего открытия. — Сначала герани, потом остановка сердца.
Только что видела труп Власовой.
Иванова стянула компресс и вновь оторвала голову от подушки.
— А ей-то чего не жилось?
— Та же причина: герани за головой.
— И остановка сердца?
— Остановка сердца безусловная, раз тело холодное, — со
знанием дела ответила я.
— Вскрытие что показало?
— Вскрытия еще не было.
Иванова опять уронила голову на подушку.
— С тобой говно хорошо есть, — пробурчала она, натягивая на
лоб компресс.
— Почему? — изумилась я.
— Наперед забегаешь.
— …
— Вскрытия еще не было, а ты уж знаешь от чего она умерла, —
пояснила моему вопросительному молчанию Иванова. — Власова истеричка. Когда
истеричек бросают мужья, они глотают снотворное или вскрывают себе вены.
— Крови не было, — уточнила я.
— В любом случае твоя версия с геранями — чушь, как все, о
чем ты говоришь, — не обращая внимания на ремарки, заявила Иванова.
— Верочка в двадцать пять лет умирает от остановки сердца!
Вот это чушь!
— Верочка страдала пороком с детских лет. Дурная
наследственность Фимы. Вся его родня — сердечники.
— А тетя Мара? Если верить Катерине, то, не считая
радикулита и геморроя, тетя Мара патологически здорова.
— Я бы показывала психиатрам всех, кто верит Катерине, —
отрезала Иванова. — Вашей Маре семьдесят лет, и скажу, как доктор медицины: не
будет геморроя у того, у кого здоровое сердце.
Не советую это запоминать: Иванова прекрасный врач, но и
мастер по “перлам”.
— Молодой и красивый труп Павла и вовсе нашли под
самосвалом, — продолжила она, пока я добросовестно переваривала информацию о
взаимосвязи сердца и геморроя.
— Да, но и там были герани, — оживилась я.
— Откуда?
— Я подарила. Он нес их в руках, когда угодил под грузовик.
— Это говорит об одном: ты каждой дырке затычка. Лезешь с
масючкиными геранями везде. Скоро весь Ростов будет ими утыкан.
Мне сделалось нехорошо. Полный Ростов трупов. И я тому
виной?
— Все, кому дарила герани — мертвы, — загробным голосом
сказала я. — Это факт. Не один не выжил. Неизвестна только участь тех, кто
подобрал герани на остановке. Думаю, им тоже не поздоровилось.
— У тебя серьезное нервное расстройство. Думаю, от
длительного полового воздержания, — заключила Иванова, снова стягивая с головы
компресс.
Она привстала на кровати покрутила пальцем у виска.
— И все же хочу провести эксперимент, — со всей
решительностью заявила я. — Поставлю в своей комнате горшки с геранями и лягу
спать. Проконтролируй, пожалуйста, мое самочувствие.
Иванова заржала, даже забыв про Моргуна. Мне стало обидно.
— Что ты ржешь, как конь, когда твоя подруга жизнью рискует
ради науки.
— Какой науки? Слава богу наука от тебя вдалеке, а Масючка
спит с этими геранями каждый день и, дай бог ей здоровья, не умирает.
— Масючка не спит с геранями. Они растут на веранде, куда
она заходит не чаще раза в день, чтобы полить цветы. И не отговаривай меня от
эксперимента, а лучше обрати внимание на мое самочувствие.
Иванова уселась поудобней, опираясь на подушку, сплела на
груди руки и призадумалась.
— Думаешь, ночуй Фима дома, жив был бы и сейчас? — грустно
спросила она.
— Конечно! — с чувством воскликнула я. — И Власова была бы
жива, как не горько мне в этом признаваться. Дернул меня черт всучить ей эти
герани. Да и Верочке тоже навязала. Один Павел погиб от любви к халяве. И мать
свою так же погубил.
Иванова хмурилась и все глубже уходила в раздумья. Я решила
ковать железо пока горячо.
— Ну посуди сама, — закричала я. — Такое количество смертей
в рекордно короткие сроки не может быть совпадением. Ведь не может? Не может?
— Может, — выпала из задумчивости Иванова. — Ростов
двухмиллионный город. Знаешь сколько народу здесь умирает каждый день?
— Но не все же после общения со мной и с клумбой гераней за
головой.
— Да, это странно, — согласилась Иванова, но тут же сказала
гадость: — Странно не то, что умирают после общения с тобой. Удивляюсь тем, кто
выживает. Себе например. Но герани за головой были у всех, это факт. И даже у
Павла, угодившего под самосвал, в руке были две герани. Это совпадение и мне
кажется удивительным. Допустим, ты права. Что из того?
— Как что? Герани и являются убийцами.
— Герани — неодушевленный предмет, а следовательно, убийцей
является тот, кто их жертвам поставляет. Ты по-прежнему настаиваешь на своей
версии?
Я была непреклонна.
— Да, настаиваю на своей версии и готова ответить перед
законом, если понадобиться.
— Думаю, не понадобится, — успокоила Иванова. — Но как ты
это мыслишь, гений? Как герани могут влиять на здоровье людей? Мои тетки всю
жизнь выращивали герани и живы, стервы, до сих пор. Надо бы привезти им твоих.
