Свидетели меня не интересовали. Их показания осветил Виктор.
— Вы видели труп? Как он лежал? — спросила я.
— Видела издали. Его быстро забрали. Когда толпа разошлась,
на асфальте осталась кровь и разбитые горшки.
— А цветы?
— Их не было видно, смешались с землей.
— Все ясно… Смешались с землей…
Я глянула на часы. “Владимир наверняка уже встретил Мазика,
то бишь Максима, и теперь до утра не вернется на дачу.”
В этом я была уверена. Из рассказов покойной Власовой можно
было составить мнение об отношениях братьев: теплые, едва ли ни нежные. Мазик,
даже если не любил жену, будет убит и растерян. Мужчины народ чувствительный,
жалостливый к себе. Значит Владимир после похорон не поедет на дачу. Он будет
сочувствовать старшему брату всей душой и до утра успокаивать его за бутылочкой
Гордона.
Следовательно дача в моем распоряжении до утра. И проблема у
меня одна: куда деть “Хонду”? Вернуть ее Катерине и поехать на такси? Нет,
воспользоваться услугами Сергея.
Я отправилась к Катерине, предупредила ее, что вернусь
поздно, но “Хонду” оставляю. Она не возражала и заметно повеселела. Дождавшись
сумерок, расспросила Катерину как найти соседа Сергея и отправилась к нему.
Он жил один. Сидел за столом, ел бутерброд, пил чай и читал
мою книгу. Я и раньше не сомневалась в нем, а теперь и вовсе стало ясно: можно
обращаться с любым вопросом. Не хотелось злоупотреблять, и я решила хорошо
заплатить за услугу.
— Автомобиль Катерины поломался, а мне нужно в город, —
сообщила я с грустью в глазах.
Сергей встрепенулся.
— Могу починить.
— Нет, спасибо. Помощь нужна, но другого характера. Не могли
бы вы меня отвезти в город на своей машине?
Он бросил бутерброд и вскочил с места, выражая готовность
ехать сейчас же. Это меня растрогало. Бывают же такие милые мужчины. Вот за
каких надо замуж выходить. Тем не менее, он холост. Это тоже кое о чем говорит.
Я не изверг, и позволила ему доесть бутерброд. После этого
мы поехали в Ростов. В пути по ходу беседы я старательно выпытывала что
произошло в тот вечер, когда он пьяную меня вез на дачу к Катерине. Это было
непросто, Сергей отличался удивительной неразговорчивостью, но все же
выяснилась потрясающая вещь: он забирал меня не у кафе “Загородное”, а прямо с
дачи Власовой.
Произошло вот что. Я позвонила Ивановой, сказала, что я
пьяна, попросила забрать меня и подробно рассказала куда ехать. Видимо мне
объяснил Владимир, потому что сама-то я знать этого никак не могла. Иванова не
побежала ловить попутку, она побежала к Сергею. Он привез ее на дачу, сам
постучал в дверь и с помощью Владимира транспортировал меня в “Хонду”. Иванова
все это время пряталась в его машине.
Вещь понятная, ей было стыдно за меня. Окажись я на ее
месте, вела бы себя так же и тоже не слишком стремилась бы к общению с тем, с
кем напилась Иванова, но зачем ей понадобилось придумывать кафе “Загородное”?
Неужели из бабской зависти? Такого за ней раньше не водилось. Может Сергей чего-то
не договаривает? Того, что знает Иванова и чем боится расстроить меня.
Честно сказать, ехала я на опасное дело, поэтому отложила
все мелкие проблемы на более подходящее время. Тем более, что мы уже подъезжали
к клубу.
Количество дорогих автомобилей говорило о том, что поминки в
разгаре. На стоянке не было свободного места; “БМВ”, “Форды”, “Порше”, “Тойоты”
и “Мерседесы” стояли везде, где это не запрещали правила дорожного движения.
Я попросила Сергея остановить машину у поворота на дачную
улицу, решив дальше идти пешком. Там мы простились. Предварительно я взяла с
него слово, держать наше путешествие в тайне. Он удивился, но слово дал. Те
мучения, с которыми я получала у него предыдущую информацию, вселяли надежду,
что слово он сдержит.
Глава 25
Я вошла в холл. Там было темно, но долго так продолжаться не
могло. Я тоже любила Власову и собиралась ее помянуть. Я любила ее не как
подругу, а как часть своего детства, как добрую память, как шаги в прошлое…
В общем, как бы там ни было, Власову я любила, хоть и не
была с ней близка. Но здесь уже была только моя вина. Она всегда тянулась ко
мне, а меня отпугивала ее коса. У Нелли тоже была коса. Это не мешало нашей
дружбе, но коса Власовой это не та коса, что у Нелли. Это символ направления,
взятого в жизни. Символ, который ни понять ни разгадать я не могла. В детском
возрасте неизвестность пугает значительно меньше, чем в зрелом, но меня пугала.
И все же, несмотря на косу, Власову я любила. Я любила всех,
кто поклонялся моей бабуле. Мы вполне могли бы дружить. “Эх, если бы не коса,”
— думала я порой. Прошло много лет, Власова предала свою косу, и это отпугнуло
меня окончательно. Она тянулась ко мне, а я ничем не могла ответить. Власова
ушла, оставив мне чувство вины.
С этим чувством я и собиралась ее помянуть. Плотно задернула
в холле шторы, включила свет, полезла в бар и… ахнула. Там стояли в ряд десять
бутылок орехового ликера. Это было приятно и досадно. Приятно потому, что
Владимир ко мне не безразличен, раз так основательно подготовился к нашей
встрече, но какое же впечатление произвела я на него? Десять бутылок! Когда мне
не осилить и одной.
“Что ж, делать нечего, придется пить, такой аванс доверия
кого хочешь собьет с истинного пути,” — подумала я, откупоривая одну из
бутылок.
Я искренне надеялась, что вернувшись с похорон Владимир не
бросится пересчитывать в баре бутылки и пила если не с чистой совестью, то во
всяком случае со спокойной. Тем более, что кроме Власовой у меня была и другая
причина. Не могу сказать, что смелость мое отличительное качество, а ведь мне
предстояло лезть в подвал, и черт знает какие ужасы меня там ожидают. Несколько
глотков для храбрости в таком случае никогда не помешают.
Скромно сидя на краешке кресла у раскрытого бара, я сделала
эти несколько глотков, пожелала Власовой и земли пухом, и загробной жизни в раю
и благополучной встречи с Господом… Потом вспомнила Верочку и пожелала того же
ей. Раз Верочку, так уж и ее отца, Моргуна Ефим Борисыча, тем более, что он
человек не чужой, раз любовник Ивановой.
К концу второй бутылки тетя Мара показалась мне ничем не
хуже помянутых, и я помянула ее. Как тут было не помянуть ее сына Павла, хоть и
вор он.
Я уже давно не сидела на краешке кресла у бара, а перешла на
диван и расположилась там со всем комфортом, откинувшись на подушки и развесив
ноги по высокой спинке. Уж не знаю, чем закончились бы эти поминки, и сколько
бутылок осталось бы в баре, если бы не зазвонил телефон.
Это отрезвило меня. Трубку поднимать я не стала, но другими
глазами взглянула на холл. Боже! Какой здесь беспорядок! Кто разбросал по углам
подушки? А вазу? Вазу опрокинул кто? И кто включил на шальную громкость
магнитофон? Фу! И что он вопит?
