“Если, если, если надое-ло, двигай, двигай, двигай, двигай
те-ло.”
И видимо я следовала этому дурацкому совету, прежде чем
завалиться на диван, да еще как следовала! “Хорошо что весна, не дачный сезон и
поблизости нет ни души, — порадовалась я. — Если только эти вопли не долетели
до клуба. Будем надеяться, что не долетели, иначе страшно подумать, что сейчас
будет.”
Сделав над собой усилие, я встала с дивана и неровной
поступью пошла по холлу, подбирая подушки и укладывая их на место. Когда
относительный порядок был наведен, я открыла окно, выходящее в подразумеваемый
сад, и выбросила в него пустые бутылки. После этого собралась с духом и
отправилась на дело.
Отправилась на дело — просто сказать, но как нелегко было
это сделать. Голова была ясна, но руки и ноги частично вышли из-под ее
контроля. Они сами знали куда им надо и знали так хорошо, что я долго не могла
убедить их в целесообразности своих намерений. По лестнице поднималась как
настоящая скалолазка. Клянусь, покорители Эвереста не испытывали тех проблем, с
которыми столкнулась я. Одно утешение: полное отсутствие страха. Могла бы
схватиться с разъяренным тигром или стаей волков, только дайте мне добраться до
них и устоять на ногах.
В таком состоянии добралась я до второго этажа и, не
обнаружив там ни волков ни тигров, упала замертво. Точнее, упало мое тело,
голова же была вся в работе, мысли множились, как кролики на воле, причем
работали только в оптимистичном направлении, столь характерном для моей
кондиции.
“Ни хрена! — думала я. — Прорвемся! И не в такие атаки
ходили. Главное добраться до подвала, там прохладно, там оживу и уж тогда-то
выведу всех сволочей на чистую воду.”
Далась же мне эта вода. В тот момент “далась”, потому что
мысль последняя окрылила с такой силой, что я вскочила и по стенкам, по стенкам
побрела на поиски потайного хода.
Радуясь, что уже прекрасно ориентируюсь в этом бескрайнем
доме, я нашла комнату с полками, выбросила книги на пол, нащупала кнопку,
нажала и, ухватившись за полку, уехала с ней в сторону.
Просто поразительно как хорошо работала моя голова. Я
решилась на такой эксперимент, на который ни за что не решилась бы в трезвом
состоянии. Поскольку уже было установлено (поразительно, я это помнила!), что
при выключенном свете потайная дверь закрывается автоматически, я захотела
знать, можно ли с помощью имеющейся у меня связки ключей попасть обратно в дом
из коридора, ведущего к лифту.
Но для начала я, радуясь что не надо преодолевать длинные
дистанции, включила свет, тщательно изучила стены коридора и дверь. На двери я
обнаружила замок, а на правой стене панель с кнопками. Путем обычного нажатия,
установила, что одна кнопка вызывает лифт, вторая включает и выключает свет в
лифте, третья управляет освещением в коридоре.
Похвалив бережливость Мазика, я вернулась к выходу,
выключила свет при помощи обычного выключателя, вошла в коридор, дождалась
когда автоматически закроется дверь и наощупь нашла панель. Нажала на кнопку,
свет в коридоре загорелся и впервые мне стало жутковато.
“Или опасно трезвею, — подумала я, — или у меня
клаустрофобия.”
Впрочем, бояться действительно было чего. Если бы ключи не
справились с замком, выбираться опять пришлось бы через подвал. Трудности уже
знакомые и в том состоянии, в котором я пребывала, непреодолимые. Примерить
ключ к замку, не законопачивая себя в коридоре, я не догадалась. На тот момент
такое простое и очевидное решение показалось бы мне вершиной гениальности,
поэтому я, как истинно русский человек, выбрала самый сложный и недоступный
путь.
Но отнимая разум, Бог посылает возможность существовать без
него. Мне повезло, и один из ключей подошел, дверь открылась, а вместе с ней
уехала и полка с книгами. Вернув полку на место, я успокоилась и взялась за
лифт. Там тоже все было не просто. Лифт имел свою панель. Ряд кнопочек на ней
ставил меня перед выбором, к которому я не была готова. Пришлось нажимать. Лифт
дернулся, поехал, и вскоре остановился. Дверцы раздвинулись, и я оказалась в
том подвале, где сидела, дрожа от страха перед амбалами в горе пластиковых
коробок. На этот раз там было дежурное освещение, и я увидела, что гора коробок
перекочевала в другой угол и стала значительно больше.
Но дежурное освещение не устраивало меня. Я нашла
выключатель, включила свет и тут же выяснила, что в этой комнате не две двери,
как мне казалось раньше, а три. И все закрыты. Одна, я уже знала, ведет на
улицу. Вторая в комнату с трубой, а вот куда ведет третья дверь, предстояло выяснить,
но больше меня интересовала комната с трубой. Там я уже все потрогала, теперь
хотелось увидеть.
И я увидела. Ничего особенного. Большое помещение для
разделки мяса, со всеми необходимыми приспособлениями, из которых больше всего
меня впечатлила доска, с коллекцией ножей и топоров.
Заглянула я и в трубу. И ужаснулась. Не удивительно, что я
была вся в крови. Труба явно служила для транспортировки туш животных. Именно
поэтому не было предусмотрено обратной связи. Туши поступали только вниз, потом
разделывались, часть из них скорей всего превращалась в фарш, остальное,
видимо, шло на кухню. Тут же стояло устройство, поразившее меня своими
размерами. Это было нечто, сильно похожее на электромясорубку, только
значительно внушительней и крупней. Несколько холодильников, стол, обитый
жестью, и две тачки, для перевозки крупногабаритных вещей, дополняли антураж
помещения.
Дверь, ведущую на улицу, я открывать не решилась и перешла к
третьей, незнакомой двери. За ней были складские помещения, освещенные тусклым
дежурным светом. Громадные холодильные камеры, горы коробок, стоящие за
решетчатыми стенами, какие-то ящики и двери, двери…
Моя связка ключей была бессильна на этой территории. Не
открылась ни одна дверь. Нет одна дверь все же открылась, точнее она уже была
открыта. Побродив по закоулкам я прошла в конец коридора и обнаружила эту
дверь. Оттуда пробивался яркий свет. Заглянув в щелку, я поняла: дальше идти
опасно.
Но, вдохновленная парами алкоголя, я пошла. То, что я
вторглась в пространство клуба, было очевидно. И чем дальше углублялась я в это
пространство, тем очевиднее это становилось. Запах стоял такой, что надо мной
тут же нависла угроза захлебнуться собственной слюной. Не могу передать, какой
прорезался у меня аппетит. В таком состоянии я готова была на любые крайности.
Забыла сказать, что я уже была далеко не одна. Время от времени появлялись люди
в белых колпаках, белых халатах и передниках. Должно быть я шустро успевала
прятаться за коробками, потому что добралась до самой кухни, и меня никто не
заметил.
Дальше идти не решилась. Там варилось, жарилось, шипело и
скворчало, а я сидела со своими жалобно воющими кишками за ящиками с боржомом и
страдала. И дождалась. Толстая тетка прошагала мимо меня, открыла соседнюю
дверь, и на меня пахнуло запахом колбас. Тут я не выдержала, шмыгнула следом за
ней, схватила кольцо колбасы и бежать.
