— Что он сказал? — завопила она. — Все врет! Все врет,
мерзавец! В прошлом году я зарезала его жену, вот и мстит! Он думал, что она
воскреснет, он думал, что я волшебница, а я всего лишь человек и не могу лечить
то, на чем поставил крест сам Господь Бог!
— Не стоит так волноваться, Людмила, — успокоила я ее. — У
тебя нет ни одного шанса выкрутиться и убедить меня в своей непричастности к
смерти Верочки. Сергей не может врать то, чего знать никак не может. Откуда
ему, к примеру, знать адрес Верочки? Да он вообще спокойно жил и не подозревал
о ее существовании, как не подозревает и сейчас. Он просто думает, что в два
часа ночи у тебя было свидание, а с кем даже не предполагает. Ему без разницы.
И хватит об этом. Убийство Верочки факт установленный, можно переходить к тете
Маре.
— Я ее в глаза не видела, — заявила Иванова, снова падая в
кресло, гася сигарету о каблук и закуривая новую. — Мы с ней даже не знакомы.
— Правильно, — согласилась я. — Это и сбило меня с толку.
Тетю Мару ты убила из-за меня. Когда мы были на рынке, ты не осталась в машине,
как думала я, а следила за мной. Ты вообще не спускала с меня глаз с того
самого момента, как узнала в моем рассказе дом мужа Власовой. Именно там ты
собиралась встретиться с Владимиром. Там заранее была назначена встреча, на нее
ты и ехала в Ростов. Дом слишком узнаваем, а я, хоть и бездарность, но неплохой
рассказчик. Ты поняла, что по иронии судьбы я умудрилась попасть в эпицентр
твоих интересов.
— У тебя мания! — попыталась прервать меня Иванова, но я
инициативы не отдала и, повысив голос, продолжила:
— Ты поняла это и замыслила сбить меня с правильного пути.
Моя дырявая память была тебе в этом большой помощницей, но появился Павел. На
рынке ты подслушала мой разговор с Катериной и узнала, что вор, о котором я
прожужжала всем уши, Катеринин двоюродный брат.
— Почему же я не убила сразу Катерину?
— Это было бы глупо. Да и с самой Катериной у тебя проблем
не было. Ты могла запугать ее. И вряд ли она захотела бы давать мне его адрес.
Как бы там ни было, но Павел не на прогулке был в том доме. Он вор. А вот с
тетей Марой все обстояло иначе. Ты знакома с моим упорством не понаслышке, а
рассчитывать на сообразительность семидесятилетней женщины глупо. Я в два счета
выудила бы из нее нужную мне информацию. Поэтому ты убила тетю Мару.
Иванова театрально закатила глаза, давая понять, что
большего вздора не слышала в своей жизни.
— Зря стараешься, — грустно усмехнулась я. — И здесь против
тебя неопровержимые факты.
— Какие факты?
— Герань. Я скрыла от тебя, что Павел подарил матери
краденую герань.
— Значит этого я знать не могла.
— Правильно, ты видела на тумбочке герань и, зная о моем
пристрастии к мелочам, переставила ее на подоконник, чтобы было как у Верочки.
Уверена была, что я обязательно уцеплюсь за эту мысль. Ты, конечно, не
подозревала, что герань эта Масючкина, и догадалась об этом уже позже, исходя
из моих слов. Но о цвете герани я тебе точно не говорила. Откуда же ты узнала,
что она красная?
Иванова пожала плечами.
— Я и не знала.
— Вот! — торжествующе закричала я. — Вот ты и проболталась.
Ты забыла, а я хорошо помню твой ответ на мой вопрос.
— Да на какой вопрос? — занервничала Иванова.
— Когда я затеяла эксперимент и выразила сомнения по поводу
его чистоты и цвета гераней, ты мне уверенно сказала: “У тети Мары был только
красный цвет. Здесь его достаточно.” Как ты могла знать какого цвета была
герань тети Мары, если никогда не была в ее доме? Даже Катерина, спроси ее об
этом сейчас, затруднится назвать цвет герани, более того, не вспомнит была ли
она в доме тетки вообще. У тебя же прекрасная память, но не всегда это хорошо.
Иванова снова вскочила и ринулась к выходу.
— Все! Мне некогда, у меня поезд, — сказала она, решительно
хватаясь за ручку двери.
— Что ж, можешь идти, — согласилась я. — Остальное расскажу
в милиции.
Она вернулась, уставилась на меня с ласковой укоризной,
спросила:
— Софья, тебе не стыдно? Тебе бы все игрушки, а у меня
работа. У тебя совесть есть?
В ее вкусе. Как это мило. Чего еще ждать от этой Ивановой.
— О-ля-ля! — воскликнула я, переживая достаточно ли огня
вложила в свое междометие, достаточно ли там темперамента. — Это мне должно
быть стыдно? — воскликнула я. — Это у меня должна быть совесть? А что же тогда
должно быть у тебя? Я не убивала столько народу. В самом худшем случае свела с
ума несколько мужей, ну, да кто этим не грешен.
Иванова покачала головой.
— Софья, пожалуйста, отпусти меня, — жалобно проблеяла она.
— У меня поезд.
Как ей, с ее басом, удается извлекать из себя такие жуткие
звуки? И разве можно так унижаться? Ей это совсем не идет. Уж пусть бы она меня
отматюкала.
— Людмила, прекрати, лучше садись в кресло и начинай сразу с
чистосердечных признаний. Это тебя не спасет, но смягчит твою участь. Обещаю
простить часть преступлений. Может меньше срок дадут.
Своей речью я добилась обратного эффекта. Иванова бросилась
бежать, да как быстро…
Глава 29
Я догнала ее лишь у лифта, схватила за руку, потащила в
номер. В это время, как назло, двери лифта распахнулись. Двое красавцев мужчин
(соблазнительного возраста) вышли и с недоумением уставились на нас.
— Помогите! — не иначе как с дуру завопила Иванова, с
двойным желанием и тройной прытью пытаясь вырваться из моих рук.
— Вы что, девочки? — спросил один из красавчиков.
Я всей грудью прижалась к Ивановой, делая вид, что собираюсь
ее поцеловать.
— Не видишь, девочки лесбосом балуются, — пояснил второй.
Людмилу такая версия категорически не устраивала, мне же она
вполне подходила. Пользуясь удачным моментом, я схватила орущую Иванову за шкирку
и потащила в номер. Она израсходовала часть своих сил на призывы к красавчикам
и сопротивлялась значительно слабее, почти вяло.
— Будет скучно, девчонки, зовите, не стесняйтесь, — крикнул
один из красавчиков нам вслед.
— Составим компанию. Вчетвером всегда веселей, — поддержал
его второй.
— Непременно, — пообещала я, добрым пинком заталкивая
Иванову в номер.
Она покатилась по ковру, но с удивительной ловкостью вновь
оказалась на ногах и опять ломанулась к двери. Ну просто Ванька-встанька
какой-то, а не профессор Иванова. Я даже растерялась, не зная что с ней делать.
Никак не ожидала от нее такого настойчивого сопротивления. Пришлось дать ей
понять, что я тоже шутить не намерена.
