Иванова задумалась. Задумалась серьезно, выдавая себя сразу
всеми признаками. Она теребила мочку уха, мяла пачку из-под “Кента” и злобно
пыхала сигаретой, выпуская клубы дыма, которыми мог бы гордиться даже Везувий.
— Думаешь, мне не отвертеться? — с похвальной откровенностью
спросила она.
— Думаю нет, если ты, конечно, не Штирлиц.
Она усмехнулась.
— А вот я так не думаю. У тебя, кроме твоих слов и гераней,
против меня ничего нет. Это доказательно лишь в приватной беседе, но ты же
понимаешь, что там, где надо, я буду все отрицать.
— Да, ты будешь отрицать, но есть Сергей. Он возил тебя к
Верочке, к Власовой и к Моргуну. Все это происходило ночью за несколько минут
до их гибели… … Что ты ржешь?
Иванова перебила меня таким громким смехом, что я опешила и
даже немного струхнула. “Уж не поехала ли у нее крыша?” — подумала я. Но тут же
выяснилось, что крыша у нее не поехала, зато не ясно как обстоят дела с моей.
— А ты уверена, что Сергей жив? — спросила она, после чего я
поняла: и моя жизнь не в слишком большой безопасности.
— Ты что и его успела угрохать? — переполняясь ужасом
прошептала я.
“А не дура ли я, так открыто выдвигая ей все свои аргументы?
Она сидит тут, спокойненько выпытывает, слушает и узнает, что в общем-то я
безвредна. Нет у меня против нее ничего. Ничего, что могло бы плохо отразиться
на ее жизни после моей смерти. А раз я безвредна, значит можно убить и меня. Я,
конечно, сильней, но на ее стороне дерзость и решительность. И потом, кто знает
как она это проделывает. Выстрелит сейчас в меня каким-нибудь укольчиком, и
остановка сердца обеспечена. А на что я гожая после остановки сердца? Надо
блефовать.”
— Зря смеешься, Иванова, смерть Сергея тебя не спасет. Ты
знаешь где я провела эту ночь?
— Понятия не имею, — ответила она, изображая безразличие, но
от меня не скрылась тревога, мелькнувшая в ее глазах.
— Эту ночь я посвятила исследованию подвалов Мазика.
— Какого Мазика?
— Да мужа Власовой. У его брата Владимира ты не так давно
подписывала документы. Кстати что было в них не скажешь?
— Не твое собачье дело, — огрызнулась Иванова, но вид
приобрела неважный.
— И ладно, не мое так не мое, да дело и не в этом. Дело в
том, что дом, где ты подписывала документы, очень странный. Там творится
страшное. Там убивают людей, пропускают их через мясорубку, а одежду и волосы
сжигают в печи. И ко всему этому ты имеешь самое прямое отношение.
Что сделалось с моей Ивановой. Такой я не видела ее никогда.
Она не просто пришла в ужас. К ужасу добавились бешенство, боль и обида. Все
это причудливо переплелось и отобразилось на ее лице. Мне даже показалось, что
Ивановой уже не до меня, но тут же стало ясно: я ошиблась.
— В том доме у меня была деловая встреча с человеком,
который понятия не имеет о твоих подвалах, — закричала она.
— Успокойся, я тебе верю. Владимир действительно не
подозревает об их существовании, но речь-то идет о тебе. Ты прекрасно знаешь
что происходит в том доме, знаешь какие страшные творятся там дела.
— Почему ты решила, что я знаю?
— Потому что иначе трудно подумать. Ты солгала мне, и не
было никакой попутки.
— О чем ты? — удивилась Иванова.
— О той ночи, когда я напилась. Пьяная я позвонила тебе.
Просто так позвонила, приспичило пообщаться. Ты переполошилась, захотела знать
где я нахожусь. Когда услышала о доме, тут же решила меня забрать, пока я не
проспалась и не вывела вас всех на чистую воду. В ту ночь я просто помешана
была на чистой воде. Видимо и тебе сообщила о своем решительном настроении. Ты
запаниковала и отправилась к Сергею. Он привез тебя на дачу Власовой, и сам
разговаривал с Владимиром. Ты боялась быть узнанной, пряталась в машине Сергея
и не выходила из нее все то время, пока он с Владимиром транспортировали меня в
“Хонду”. Ужас! В каком свете ты выставила меня! Впрочем, спасибо, что не
собрала весь Ростов.
— Это единственная твоя претензия? — грустно усмехнулась
Иванова.
— Не глумись! Ты знаешь как серьезно я отношусь к своей
репутации.
— Хорошо, за это прошу прощения. В таких случаях больше не
буду прибегать к услугам твоих читателей. Обойдусь другими силами. Продолжай.
— А что там продолжать? Видимо из моего пьяного бреда ты
поняла, что я толком не знаю где нахожусь. Было бы странно, если бы я (в том
веселом состоянии) проявила скрытность и не рассказала о своем путешествии с
тросом. Этот трос я не забуду до смерти и всегда буду охотно о нем говорить.
Выяснив, что дороги к дому я по-прежнему не смогу найти, ты воспряла духом и
помчалась меня забирать и сделала все, чтобы я не узнала адреса того дома.
Владимира в ту ночь ты не видела, встречи у кафе “Загородное” не было. Ты
врала, чтобы скрыть правду. В этом случае возникает вопрос: зачем тебе
понадобилось скрывать от меня этот дом? Ответ: ты участник событий и боялась
моего длинного носа.
Иванова рассмеялась. Кто бы знал как меня бесит ее ржание!
Все что угодно, только не это!
— Иванова, опять ржешь? Тебе плакать надо.
— А по-моему плакать надо тебе. Считаешь себя очень умной?
— Считаю и не без оснований, — горделиво подтвердила я.
— Впрочем, зря на тебя напустилась, — снисходительно
продолжила Иванова. — Глупость никогда не знает, что она глупость.
— Прекрати глумиться, а лучше чистосердечно признай мою
правоту.
— Признаю, если ответишь на один вопрос. Ответишь?
— Отвечу, если это в моих силах.
— Очень жаль, что их немного. Так вот вопрос: если я тетю
Мару, Павла и Власову убила из-за тебя, что же помешало мне расправиться с
тобой? Одного человека убить всегда легче. Где причина, которая заставила меня
устраивать себе такие сложности, городить кучу трупов, рисковать? Всего лишь
надо было убить тебя, с твоим длинным носом.
Я опешила. Она права. Почему она не убила меня? Сразу же,
еще до смерти Верочки.
— На этот вопрос я ответить не могу, — честно призналась я,
со мной иногда бывает такое.
— Тогда и не будет от меня чистосердечных признаний. Прощай,
спешу на поезд.
Иванова покинула кресло и направилась к двери.
— Сейчас же звоню в милицию. Пусть они займутся тем домом, а
заодно и тобой, — от отчаяния крикнула я ей вслед.
Иванова остановилась и прошипела:
— Ты не выйдешь отсюда, ясно?
— Это мы еще посмотрим, кто отсюда не выйдет, — возразила я,
храбро набрасываясь на нее.
