— Я тоже склонен так думать. Но если это действительно так, то почему жители острова мирятся с ними? Что им мешает прогнать таких злобных жрецов?
— Страх, — тут же ответил Верика. — Если Круак когда-нибудь явится, нынешние людские страдания обернутся ничем в сравнении с вечными муками тех, кто дерзал противиться его посланцам.
— Понятно. И как ты относишься ко всему этому, царь?
— Я верю в то, во что должен верить, по мнению моих подданных, и возношу молитвы Круаку, как и другим божествам, поскольку это считается необходимым. Но служители бога, несущего ночь, — другое дело. Раз они выжигают деревни и губят людей, я имею полное право объявить их ложными жрецами, извращающими смысл высших предначертаний. Не думаю, чтобы многие атребаты вдруг возроптали, узнав о гонениях, каким подверглась эта ужасная секта. И уж тем более никто не упрекнет меня в превышении власти, если искоренением зла займется Рим как неуклонный поборник справедливости и порядка.
Верика опустил глаза, посмотрел на пышущие жаром угли.
— А поскольку Рим не очень-то боится Круака, я смею надеяться, что он займется этим в ближайшие дни.
— У меня нет конкретных распоряжений относительно друидов, — возразил Веспасиан. — Однако командующий ясно дал мне понять, что к началу весенней кампании твоим владениям должна быть обеспечена полная безопасность. И если для этого необходимо разобраться с друидами Темной Луны, то наши интересы, считай, совпадают.
— Вот и отлично.
Верика, кряхтя, выбрался из кресла, и римляне вежливо поднялись вместе с ним.
— Признаться, я устал и хочу вернуться в Каллеву со своими людьми. А ты, легат, наверное, хочешь потолковать с центурионом.
— Да. Если ты сейчас в нем не нуждаешься.
— Нет. Увидимся позже, Альбин.
— Благодарю, царь Верика.
Центурион отсалютовал. Веспасиан как хозяин с подобающей церемонностью проводил гостя до выхода из шатра. Вернувшись, легат с сожалением бросил взгляд на совсем опустевший кувшин и жестом предложил центуриону садиться.
— Я так понимаю, что Верику скорей тяготит, а не радует возвращение к власти.
— Пожалуй, что так, командир. Правда, особых проблем с атребатами в связи с этим у нас нет. Они, конечно, немного угрюмы, но вряд ли подумывают о бунте. Катувеллауны были весьма суровыми господами. Возможно, перемена правления не особо улучшила ситуацию, но и не ухудшила.
— Посмотрим, что будет, когда здесь появятся римские землемеры, — пробормотал Веспасиан.
— Да, командир.
Центурион пожал плечами, давая понять, что произвол гражданских чиновников, следующих за легионами, уже не его забота.
— В общем, Каллева и прилегающие к ней окрестности вполне умиротворены. Две центурии у меня постоянно следят за порядком на основной территории, третья без устали патрулирует области, граничащие с владениями дуротригов.
— Эти патрульные встречали друидов?
Центурион покачал головой.
— Кроме того случая, когда я подобрался к ним, мы больше ни разу не пересекались. Правда, следы находили: пепелища, останки. У них преимущество, они все на лошадях. Как нам за ними угнаться?
— Могу выделить в твое распоряжение половину моей кавалерии. На то время, пока мы стоим рядом с Каллевой. Остальные конники понадобятся мне самому, для разведки.
Разумеется, шестьдесят всадников не могли решить проблему разбойных наскоков, но это было все лучше, чем ничего, и Альбин благодарно кивнул.
— А как дела с обучением местного войска?
На миг маска невозмутимости спала с лица бывалого воина, и в глазах его промелькнуло отчаяние.
— Я бы не сказал, что никак, командир. Но и надеяться на какие-то результаты не стал бы.
— А Верика вроде доволен своими парнями.
— Местный люд крепкий, покрепче многих из тех, что служат у нас под орлами, — неохотно признал Альбин. — И храбрости им тоже не занимать. Но как ни пытаешься приучить их к дисциплине и строю, ничего не выходит. Сплошной бардак, прошу прощения, а не строй. Да, они могут биться и яростно, и отважно, но только поодиночке. Индивидуальные тренировки с оружием им, разумеется, более по душе. Однако мечами, которыми мы их вооружили, эти люди орудуют как мясницкими секачами. Сколько я ни твержу, что острие грозней лезвия, до них не доходит. Они просто не восприимчивы к обучению.
— Не восприимчивы? — Веспасиан поднял брови. — Неужели солдат с твоим опытом не может пообтесать новичков? Передать или вбить им хотя бы часть своих знаний? Ты ведь, мне думается, справлялся с куда более трудными случаями!
— Со случаями — да, командир. Но не с народами.
Веспасиан кивнул. Все кельты, каких он встречал, почему-то надменно посматривали на окружающий мир и с глубоким презрением относились к немужской, по их мнению, роскоши римской и греческой цивилизаций.
— Ладно. Делай, что можешь, центурион. Ведь, в конце концов, раз уж кто-то не в состоянии ничему научиться у нас, значит, он в принципе не опасен для нас как противник.
— Так точно, командир.
Снаружи донесся приглушенный звук сигнального горна, а следом послышалась серия торопливых приказов. Альбин бросил взгляд на легата, однако Веспасиан отнюдь не хотел прослыть дергающимся по каждому пустяку паникером. Он неспешно откинулся на спинку своего кресла и подвел итог встрече.
— Хорошо, центурион. Я пошлю командующему донесение, где обрисую твою ситуацию и сообщу о проделках друидов. А ты тем временем продолжай обучение бриттов и, конечно, не прерывай патрулирование границ. Даже если нам не удастся покончить с налетами, друиды, по крайней мере, будут знать, что за ними охотятся, и, может быть, поумерят свой пыл. Конница должна облегчить эту задачу. У тебя есть ко мне что-то еще?
— Никак нет, командир.
— Можешь идти.
Центурион взял свой шлем, поднял руку в салюте и вышел.
Между тем крики снаружи усилились, а звон оружия и доспехов свидетельствовал, что в движение пришло немало людей. Порыв глянуть, что происходит, был неимоверно силен, но лучше уж сразу подать прошение об отставке, чем уподобиться новобранцам, возбужденно подскакивающим от каждого резкого звука. Веспасиан заставил себя взять в руки свиток и заскользил невидящим взглядом по рядам сводок и цифр. Наконец доски ведущего к шатру настила заскрипели под чьими-то сапогами.
— Легат здесь? — крикнул кто-то часовым, охранявшим вход. — Тогда пропустите меня.
Складки кожи раздвинулись, и Плиний, старший трибун, задыхаясь, ввалился в шатер.
— Командир! — прохрипел он, отдуваясь. — Ты должен это увидеть.
Веспасиан оторвал глаза от пергамента.
— Успокойся, трибун. Тебе не положено вести себя так.
