— Пойду пройдусь до тропы. Может, что-нибудь выясню.
— Нет, — твердо возразил Макрон. — Тебя могут обнаружить.
— Обнаружить? Да кто в здравом уме будет шататься тут в такую погоду?
— Мало ли, — невесело хмыкнул Макрон. — Ты вот ведь собралась на прогулку.
— Так или иначе, я иду.
— Нет, никуда ты не идешь. Сядь.
— Я была о тебе лучшего мнения, римлянин, — сердито произнесла Боадика, даже не думая подчиняться приказу.
Катон поплотней завернулся в плащ и уставился на груду растопки, больше всего желая куда-нибудь деться.
— Я просто осторожен, — терпеливо пояснил Макрон. — Надо полагать, твой приятель вот-вот вернется. Нечего за него беспокоиться, он уже не ребенок. Расслабься.
— Извини, мне надо облегчиться. Не могу больше терпеть. Или позволь мне отойти, или я справлю нужду прямо здесь. Ты этого хочешь?
Макрон побагровел от злости: не отпустить ее было нельзя. Отпустить тоже. Он стиснул кулаки.
— Тогда двигай. Но не отходи далеко и побыстрей возвращайся.
— Это уж как получится, — усмехнулась гордячка и исчезла в лесных тенях.
— Проклятая девка! — буркнул Макрон. — Как, впрочем, и вся их бабья порода. Хочешь совет, парень? Никогда не имей с ними дела, кроме мороки, ничего не получишь.
— Так точно, командир. Можно мне развести костер?
— Костер? Да, валяй. Прекрасная мысль.
В то время как Катон щелкал кремнем и кресалом, Макрон прилежно вертел головой, высматривая Празутага и Боадику. Маленький рыжий язычок пламени лизнул сухой мох, и Катон, горбясь и подставляя ветру спину, осторожно переместил огонек в кучку хвороста. Вскоре смыкавшийся вокруг ночной мрак потеснило слабо колеблющееся оранжевое свечение.
Боадика все не возвращалась, и юноша начал подумывать, уж не случилось ли чего с ней? И даже если ничего не случилось, сумеет ли она в темноте найти дорогу к стоянке? А вдруг и девушку, и ее родича подстерегли дуротриги? И пытают теперь, стараясь вызнать, где прячутся их сообщники? Возможно, враги уже крадутся сюда, чтобы захватить двоих римлян.
— Командир?
Макрон повернулся к костру.
— Что?
— Как думаешь, где их носит?
— Почем мне знать? — проворчал Макрон. — Может, они продают наши головы дуротригам и никак не сговорятся о сходной цене.
Шутка была дурацкой. Заметив, как побледнел юноша, центурион тут же о ней пожалел и уже серьезно посетовал на полную неспособность женского пола держать себя хоть в каких-либо рамках. Да и Празутаг тоже хорош. Шастает где-то, ведет себя своевольно, возьмет да и вообще не придет. Что тогда делать двум римским легионерам, заброшенным в глубь дремучего леса посреди вражеской незнакомой страны?
— Мне он показался вполне надежным малым, — с дрожью в голосе сказал Катон. — А ты, командир, ему, значит, не веришь?
— Тут верь не верь, но он бритт. Может быть, эти дуротриги и не сродни ему, однако у него все равно гораздо больше общего с ними, чем с нами.
Макрон помолчал, вздохнул и продолжил:
— Почти везде, где мне доводилось служить, я сталкивался с туземцами, готовыми поспособствовать Риму. Весьма рьян в этом смысле народ в Иудее. Они там родную мать продадут, лишь бы малость возвыситься над прочим людом. Правда, здешние островитяне ни в чем им не уступают. Ты ведь и сам хорошо знаешь, Катон, сколько изгнанных своими сородичами царьков сбежало в империю в надежде вернуть себе власть. Очень для многих правильно то, что выгодно. Коварство, предательство. И Празутаг с Боадикой не лучше других. Они будут соблюдать верность Риму лишь до тех пор, пока это совпадает с их личными интересами, а чуть что не так — и ты вмиг поймешь, какие они нам друзья. Дай только срок, сам увидишь.
Катон нахмурился.
— Ты и вправду так думаешь?
— Может, и вправду, — буркнул Макрон, и на его обветренном лице неожиданно расцвела добродушная улыбка. — Но ты и представить себе не можешь, как мне хотелось бы ошибиться!
Где-то поблизости хрустнул сучок, и римляне мгновенно вскочили на ноги, выхватывая мечи.
— Эй, кто идет? — воскликнул Макрон. — Боадика?
Послышался шорох сухих листьев, снова затрещали ветки, и из темноты выступили две фигуры. Макрон с облегчением опустил меч.
— Где, пропади все пропадом, вы болтались?
Празутаг, что-то лопоча, шагнул в круг дрожащего света и с широкой улыбкой хлопнул Макрона по плечу. Как оказалось, он принес мясо. На его поясе висела тушка молочного поросенка. Воин бросил добычу на землю, продолжая оживленно болтать. Боадика, стараясь не отставать, переводила:
— Он говорит, что нашел пленных! Семью командующего!
— Что? Он уверен?
— Празутаг тут поговорил кое с кем, — кивнула она. — Заложников держат в другом поселке, всего в нескольких милях отсюда. Тамошний вождь ревностно предан друидам. Он лично готовит воинов для нужд черных жрецов. Отбирает по деревням самых способных мальчишек и обучает всем видам боя, соответственно формируя их дух. К концу воспитания любой из его учеников скорее умрет, чем разочарует хозяев. Несколько дней назад этот вождь в поисках нового пополнения заглянул и в ту самую деревушку, где только что побывал Празутаг. Как обычно, в честь столь важного гостя задали пир, и тот под хмельком проговорился, что ему выпала честь охранять весьма важных пленников.
Празутаг, чьи глаза возбужденно сверкали, кивнул и положил широченную ладонь на плечо Макрона:
— Хорошо, римлянин. Да?
Долю мгновения центурион молчал, изучая сияющую физиономию великана. Последние дни измотали каждого, но сейчас всех омывала волна огромного облегчения, что хотя бы первая из стоящих перед ними задач благополучно разрешена. И пусть маленький отряд впереди ожидали еще большие тяготы и опасности, Макрон тоже почувствовал удовлетворение и ответил на лучезарную улыбку икена столь же бесхитростной, дружелюбной улыбкой.
— Хорошо! Да!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Катон осторожно раздвигал высокие камыши, ища тот холм, где он оставил Макрона. В холодном воздухе висел густой запах разлагающихся растений. Ноги юноши увязали в грязи. По мере того как он пробирался к цели, таща за собой свежесрубленную ветвь остролиста, все больше и больше грязи налипало ему на ноги.
Наконец, ощутив под ногами твердую, идущую на подъем почву, Катон пригнулся и замер, озираясь и вслушиваясь. Куда он девался, этот хренов центурион?
— Тсс! Давай сюда!
Из зарослей на вершине холма высунулась рука. Катон двинулся к ней, стараясь ступать как можно осторожнее. Вдруг кто-нибудь из врагов бросит за реку взгляд. Наконец он выбрался на маленькую проплешину, расчищенную сообщниками еще до рассвета. Макрон лежал на камышовой подстилке, всматриваясь в пожухлую, побуревшую прошлогоднюю поросль. Бросив на землю ветку, Катон растянулся рядом с ним. За холмом заросли спускались к небольшой тихой речке. Она огибала стоявшее на том берегу поселение дуротригов и служила ему природным оборонительным рвом. С другой стороны импровизированную крепость защищал вал с добротным частоколом, прорезанный узкими воротами. Сама деревня выглядела под стать всем кельтским поселениям: унылой беспорядочной мешаниной хибар, иногда бревенчатых, но по большей части плетеных и грубо обмазанных глиной, покрытых связками срезанного у той же реки тростника. С высоты холма Катон и Макрон видели все это как на ладони.
