— Артакс? О, уж он-то все знает.
Центурионы переглянулись, и Макрон дружеским тоном продолжил:
— Я так понимаю, что ты не в восторге от того, кого Верика выбрал в наследники?
Тинкоммий повернулся к нему с холодным негодованием на лице.
— Да, не в восторге. А ты?
— Если все это на благо Рима, чего мне желать?
— А ты, Катон… что ты думаешь?
— Не знаю. Просто надеюсь, что Верика проживет еще какое-то время. Чтобы все устоялось и утряслось.
— Утряслось? — негромко рассмеялся Тинкоммий. — Вот как ты это называешь? Нет, ничего у нас не утрясется. И не устоится, все просто ждут, когда старик умрет. Главное начнется потом. Ты правда считаешь, что Артаксу под силу сохранить царство целым?
Катон внимательно присмотрелся к Тинкоммию, а потом задал встречный вопрос:
— А ты, значит, полагаешь, что кто-то другой справился бы с этим получше?
— Возможно.
— Ты, например?
— Я? — с напускным удивлением покачал головой Тинкоммий.
— А почему нет? Ты самый близкий родственник Верики. Имеешь некоторое влияние при дворе. Ты можешь убедить племенной совет избрать тебя вместо Артакса.
— Катон! — прорычал Макрон. — Не хрен тебе совать нос не в свое дело. Заткнись.
— Да я тут вдруг прикинул…
— Нет. Ни хрена ты, сынок, не прикидывал. Ты лучше думай, что говоришь. — Макрон постучал себя по лбу. — Ты разворотишь кучу дерьма, а что дальше? Нам не положено лезть в племенную политику.
— Но, Макрон, ты тоже пойми, что такой редкой возможности нам уже более никогда не представится. А мы должны смотреть вперед, думать о будущем. И Тинкоммий должен думать о будущем. Для нашего общего блага.
Тинкоммий, посмотрев на Катона, кивнул, но Макрон покачал головой:
— Оставь это, бритт. И ты, Катон, тоже. Мы солдаты, а не дипломаты. Наше дело — защищать Каллеву и готовить Волков с Вепрями к новым боям. Это все, Катон. Остальным пусть занимаются такие ухари, как Квинтилл.
Катон поднял руку в знак того, что сдается, но тут снова прозвучал рог, застучали копыта, и охотничий отряд стал сбиваться в колонну позади царя Верики. На короткое время коня Катона вытеснили из строя, а потом прижали к лошади Тинкоммия. Глаза молодых людей встретились.
— Подумай о том, что я сказал, — шепнул Катон.
Тинкоммий кивнул и перевел взгляд на согбенную фигуру перед колонной. Потом он щелкнул языком и двинул коня вперед.
— Что за долбаную игру ты затеял? — прошептал Макрон. — Зачем дуришь парню башку?
— Просто я не доверяю Артаксу, — ответил Катон.
— Я не доверяю никому, — приглушив голос, сердито ответил Макрон. — Ни Артаксу, ни тому же Тинкоммию, и в особенности нашему изворотливому трибуну. С таким только поведись: мигом будешь в дерьме, а то потеряешь и жизнь.
Когда охотничий отряд достиг опушки, всадники развернулись в линию вдоль деревьев. Кадминий нашел Макрона с Катоном и попросил их занять места близ царя, наряду с ним самим, Тинкоммием и Артаксом.
— Почему? — спросил Макрон.
— Царь хочет, чтобы рядом находились надежные люди, — спокойно ответил Кадминий.
— А как насчет них? — Макрон кивнул в сторону царских телохранителей, которые, держась на порядочном удалении от охотников, образовали что-то вроде заслона.
— Они слишком шумные. Им в засаду нельзя. Всех кабанов распугают.
— А царь не думает, что это несколько рискованно? — спросил Катон.
— Ты ведь сам видел, каков он в последнее время, — устало покачал головой Кадминий. — Он одряхлел, чувствует это и хочет извлечь из оставшихся ему дней все, что возможно. Ты не можешь его в том винить.
— Я — нет, но его люди могут.
— Мы его люди, центурион. Царь поступает, как ему нравится, — поворачивая коня, пожал плечами Кадминий.
Распределившись по местам, охотники ждали первого сигнала загонщиков. Лошади опустили морды к мокрой траве, тогда как всадники расслабились в седлах, держа копья поперек колен. Непрестанно моросил дождь: капли стекали с листвы, и одежда затаившихся на опушке людей вскоре промокла. Мало того что кудри Катона начали раздражающе липнуть ко лбу, так еще и с носа его заструилась вода. С приглушенным ругательством юноша извлек из заплечной торбы кусок холодной баранины, нахлобучил себе пустой мешок на голову и принялся грызть волокнистое мясо, размышляя о том, мудро ли было ставить Артакса в непосредственной близости от царя. Он, конечно, официальный наследник, с этим теперь не поспоришь, но, учитывая его порывистость и нетерпеливость, невольно задумаешься, а захочется ли ему ждать, пока трон тихо-мирно освободится? Хорошо еще, что дружище Макрон да Кадминий с Тинкоммием будут неподалеку. Сам же Катон решил в ходе охоты по мере возможности тоже приглядывать за царем.
— Катон! — окликнул Макрон с расстояния в двадцать шагов и указал в глубину леса. — Слушай!
Катон наклонил голову и прислушался. Поначалу ему удалось уловить лишь равномерный шум стучащего по листве дождя, но затем он разобрал и протяжный, звучащий на одной ноте и едва различимый зов далекого кельтского рога. Остальные охотники, тоже услышав его, встрепенулись, перехватили покрепче копья и приготовились тронуться с места. Царь Верика повернул голову и кивнул начальнику стражи. Кадминий поднял рог, набрал в легкие воздуху и выдул одну громкую ноту. Цепочка всадников въехала в лес и скрылась за деревьями, мигом исчезнув из поля обзора царских телохранителей и кучки рабов-копьеносцев.
В лесу, под плотным, гасившим дневной свет навесом листвы, царил полумрак, и Катону, чтобы лучше видеть, приходилось щуриться. Слева от него сквозь высокие папоротники в густой подлесок въезжал Макрон, справа — Тинкоммий, еще правей — царь, уже почти терявшийся в зелени, а еще дальше за ним находился Артакс. Впрочем, очень скоро густые заросли вообще разделили охотников, так что они пропали друг у друга из виду. Правда, до слуха Катона постоянно доносился хруст сучьев, а порой и ругательства всадников, продиравшихся через сплошную чащобу. По мере углубления в дебри рога загонщиков звучали громче, чуть позже Катон уже стал различать и их возгласы, разносившиеся там и сям вдоль цепи. Где-то между загонщиками и охотниками находилась добыча, ради которой и затевалось масштабное действо. В роли ее могли оказаться не только лесные свиньи, но и олени, а то и стая волков, переполошенных поднятым в лесу страшным шумом, однако Катона пуще всего волновали лишь кабаны. Не считая кровавого представления в царском чертоге, ему доводилось видеть этих зверей еще в Риме — на играх. Их доставляли с Сардинии, то были подлинные страшилища, длиннорылые, покрытые жесткой бурой щетиной, с острыми кривыми клыками. Причем клыки эти не являлись единственным их оружием: острые как бритва зубы легко рвали плоть приговоренных к ужасной смерти людей. На глазах у Катона кабан вцепился женщине в руку и тряс головой, пока не оторвал ее. Воспоминание заставило его поежиться, и он мысленно обратился к Диане с мольбой сделать так, чтобы британские вепри оказались не столь свирепыми, как их сардинские родичи.
