— Не стреляйте! — закричал он по-латыни, потом вспомнил пароль. — Спаржа! Вареная спаржа! Не стрелять!
Возле уха просвистела еще одна стрела, на сей раз пущенная сзади, и Катон, вздрогнув, постарался выжать из мышц усталых ног все, что возможно.
— Откройте ворота! — выкрикнул он, подбегая к опоясывавшему город рву.
— Да это вроде бы центурион! — прозвучал голос сверху. — Отворяйте скорей, пока его не убили.
Катон подбежал к воротам и изо всех сил ударил рукоятью меча по крепким доскам.
— Откройте! Откройте! — вопил он.
За воротами послышался низкий скрежещущий звук: запорный брус выволокли из гнезда. Катон оглянулся и с ужасом увидел, как на освещенное сваленными со стен горящими охапками соломы пространство выскочило несколько дуротригов. Один из них, когда до римлянина оставалось всего шагов двадцать, внезапно остановился и метнул копье. Возможно, он поспешил, но бросок был хорош, и, обернись юноша на долю мгновения позже, копье прошило бы его насквозь. Но Катон успел броситься наземь, а наконечник варварского оружия впился в дубовую доску. Древко еще дрожало, а Катон уже вновь вскочил на ноги и забарабанил в ворота.
— Открывайте, хрен вам всем в глотку!
Ворота со скрипом стали уходить внутрь. Катон отчаянно рванулся к расширявшейся щели, но вдруг, движимый каким-то шестым чувством, опять оглянулся через плечо. Прямо позади него, всего локтях в четырех, возник дуротриг, готовый всадить ему копье в спину. С кривящихся в злобной усмешке губ уже срывался торжествующий рык.
Затем неожиданно что-то хлопнуло. Потом последовал глухой удар. Дуротриг замер, и Катон увидел торчащее из его макушки оперенное древко стрелы. Бритт повалился на бок, а молодой центурион метнулся в узкую щель между тяжелыми створками приоткрывшихся ворот и рухнул по ту сторону от них наземь. В тот же миг караульные налегли на дубовые балки, чтобы закрыть доступ в город. Дуротриги было попытались этому воспрепятствовать, однако сил у них не хватило, и спустя пару мгновений запорный брус встал на место, а ворота снова надежно и накрепко затворились.
Катон стоял на четвереньках, свесив голову, и судорожно глотал воздух. Над ним склонилась чья-то тень.
— Ну и видок у тебя, парень, — хмыкнул Макрон. — Хотелось бы знать, где это ты полдня проболтался?
Катону пришлось сделать глубокий вздох, прежде чем он смог отозваться.
— Рад тебя видеть… Где Тинкоммий?
— О нем ни слуху ни духу. Погоди, дай подсоблю.
Макрон подхватил Катона под мышки и помог ему встать.
В пляшущем свете ближнего факела Катон увидел, что ветеран столь же грязен, как и он сам, а на бедре его вдобавок красуется окровавленная повязка.
— Эй, с тобой все в порядке?
Озабоченное выражение лица молодого центуриона тронуло Макрона.
— Ничего страшного. Один хренов пидор, чтобы раздразнить, ранил меня в ногу.
— Сильно?
— Ты бы посмотрел на него, — рассмеялся Макрон. — Что ему теперь светит, без головы-то? Но вообще ты вернулся сюда не в самое подходящее время.
— А еще кто-то вернулся?
— Из легионеров — большинство. Первым притопал Фигул.
— А из когорт?
— С ними хуже, — покачал головой Макрон. — К настоящему моменту едва наберется две сотни. Может, еще кто подтянется, но вряд ли это изменит картину. Они почти все бежали, побросав, на хрен, оружие. Кроме, кстати, твоего знаменосца.
— Мандракса?
— Ну да! Он явился незадолго до тебя при полном вооружении, да и штандарт ваш сберег. Таких, как он, совсем мало. Ну да ладно, я приказал Сильве взять все необходимое из арсенала и вооружить заново всех уцелевших парней. Он здесь, возле своей интендантской повозки. Советую к нему наведаться: мне почему-то кажется, что тебе это не повредит. Я буду наверху, у частокола.
Макрон зашагал к взбегавшему на вал пандусу, а Катон огляделся, оценивая обстановку. Многие дома, расположенные близ вала, горели, и кучки горожан суетились, сбивая или заливая огонь, чтобы не дать ему распространиться по всей столице. Ветеран службы в римских войсках Сильва, ответственный за снаряжение легионеров, а также набранных в помощь Риму бойцов из местных жителей, стоял в окружении спасшихся Волков и Вепрей, занимаясь привычной работой. Заметив Катона, он приветственно помахал ему рукой:
— Рад видеть тебя, командир, а то уже поговаривали, будто ты занял первое место в списке!
— В списке? В каком это?
— В списке центурионов, чья карьера оказалась самой короткой.
— Очень смешно. Мне нужно снарядиться.
— Что именно тебе требуется?
— Да все подряд. Кроме меча.
— А как насчет возвращения «со щитом или на щите»? — пробормотал Сильва.
— Иногда важней для начала просто остаться в живых, чтобы позже попробовать отыграться.
Катон заглянул в повозку и увидел, что она чуть ли не доверху загружена шлемами, мечами, кинжалами, ремнями, копьями и щитами. Короче, всем, что необходимо легионеру.
— Кольчуги есть?
— Прошу прощения. Все розданы. Осталось лишь это.
Сильва показал на новенький пластинчатый панцирь, какие только начали поставлять легионам.
— Хочешь бери, командир, хочешь нет.
— Ладно, годится.
Катон взял панцирь и накинул его поверх грязной туники. Сильва засуетился, помогая затянуть ремешки, в то время как молодой центурион намотал на шею тряпицу взамен ворота брошенного подкольчужника.
— Вот так… — Сильва отступил на шаг. — Ты, командир, раньше носил такой панцирь?
— Нет, никогда.
— Думаю, ты найдешь его очень удобным. Единственный недостаток: копье в нем как следует не метнуть, но зато он легче кольчуги, да и, кстати, дешевле. Я запишу его на твой счет, командир. Вместе с остальным снаряжением.
Катон уставился на интенданта.
— Ты шутишь?
— Никак нет, командир. Во всем должен быть учет и порядок.
— Ну… это правильно.
Катон затянул поясной ремень, вытащил из болтавшихся на нем ножен гладиус и бросил в повозку, вогнав в них свой куда более дорогой, а главное, памятный ему клинок.
— Смотри запиши на меня только ножны.
Прихватив щит и шлем, Катон отошел от повозки, в то время как Сильва торопливо отмечал на восковой табличке все полученные центурионом предметы воинской амуниции.
Взбежав к частоколу, Катон поискал взглядом Макрона. На надвратной караульной площадке толпился народ, готовясь сбросить очередную фашину. В то время как четверо дюжих малых поднимали ее на вилах, пятый подносил факел. Хворост взялся мгновенно, а как только он разгорелся, фашину вытолкнули наружу. Горящая вязанка рухнула вниз и откатилась на какое-то расстояние, осветив отряд вражеских лучников.