Фигул воззрился на него в изумлении, но потом кивнул:
– Да, командир. Так точно.
Только теперь Катон осознал, что сердце его бешено колотится, а кулаки сжаты, и подумал, что, наверное, выглядит дурак дураком. Изнурение вкупе со страхом быть изловленным, возвращенным в лагерь и преданным казни вконец истрепало нервы. Но если он хочет пережить это суровое испытание сам и помочь в этом своим бойцам, ему необходимо быть сильным. В его сознании уже наполовину оформился план – правда, чересчур амбициозный и оптимистичный, но когда человек цепляется за жизнь, словно взбираясь по отвесному склону, впору ухватиться за любую, пусть самую невероятную возможность спасения. Впрочем, стоит ли мечтать о том, что божественная десница чудесным образом укроет их от опасности, подумал Катон, едва не рассмеявшись над собой. Искушение было почти непреодолимым, но юноша знал, что за ним таится опасность парализующей истерики, которая погубит их всех, стоит ему поддаться. Потерев глаза, Катон сжал плечо своего оптиона.
– Прости, Фигул. Я обязан тебе жизнью, тебе и Макрону. Мы все вам обязаны. Жаль, что ты оказался втянутым во все это, ты заслуживаешь лучшего.
– Да ладно, командир, все нормально. Я же понимаю. – Фигул слегка улыбнулся. – Признаться, мне действительно трудно прийти к согласию с самим собой. Знай я заранее, что это будет вот так… Ну и что нам с ним делать?
– Мы его оставим. Он уже покойник, и ты сам это знаешь. Нам только нужно быть уверенными, что он погибнет сражаясь или в любом случае не будет захвачен живым. – Катон выпрямился и прокашлялся. – Веди людей дальше. А я переговорю с ним и догоню вас.
– Переговоришь? – с подозрением спросил Фигул. – Только переговоришь?
– Ты мне не веришь?
– Верить центуриону? После того, как мы оказались в такой ситуации? Не испытывай судьбу, командир.
Катон улыбнулся.
– Я испытываю ее с того самого дня, как поступил на службу. И до сих пор Фортуна мне не изменяла.
– Все когда-то случается впервые, командир.
– Может быть… Ну, давай, уводи людей. И двигайтесь в темпе.
Фигул кивнул.
– Направление прежнее?
Катон на миг задумался, оглядывая окрестности.
– Нет. Поворачивай на юг, вон к тому кряжу. А когда переберетесь через него и окажетесь вне зоны видимости с равнины, возвращайся к первоначальному направлению. Что, как, зачем – это я потом объясню. Двигай!
Оптион направился к усталым беглецам, устроившимся в высокой траве возле ручья, а Катон подошел к пострадавшему солдату.
– Ты ведь из центурии Туллия, да?
Легионер поднял глаза. Лицо его было обветренное, дубленая кожа, обрамленная редеющими седыми кудряшками. Катону подумалось, что этому бойцу оставалось всего несколько лет до отставки с полной выслугой. Судьба жестоко посмеялась над ветераном, выбрав его для казни.
– Так точно, командир. Вибий Поллий.
Солдат отсалютовал Катону и бросил взгляд на товарищей, уже поднимавшихся с травы.
– Ты собираешься меня оставить, ведь так?
Катон медленно кивнул.
– Прости. Мы не можем позволить себе сбавить темп. Будь какой-то другой выход…
– Но его ведь нет. Все понятно. Я не в обиде.
Катон присел на ближайший валун, горделиво возвышавшийся над быстрой речушкой.
– Послушай меня, Поллий. Пока мы не замечали никаких признаков преследования. Если ты заляжешь где-нибудь на земле и попытаешься вправить лодыжку, то, может быть, позже и найдешь нас. У тебя вид человека, который мог бы мне пригодиться. Постарайся найти укрытие и не высовывайся, пока не заживет нога. Мы пойдем на юго-запад.
– Но ведь мы собирались скрыться в болотах, командир.
Катон покачал головой.
– Нет. Это небезопасно. Если мы попадем в руки приспешников Каратака, они заставят нас мечтать о смерти, как об избавлении.
Оба они улыбнулись, после чего Катон продолжил:
– Фигул считает, что наши шансы улучшатся, если мы найдем дамнониан. Вроде бы некоторые из них состоят в родстве с тем племенем в Галлии, из которого происходит он сам. Он немного знает их язык и может попросить их нас принять. Так что, если окажешься среди туземцев, назови его имя.
– Непременно, командир. Я все так и сделаю, как только нога заживет. – Поллий хлопнул себя по бедру.
Катон задумчиво кивнул.
– А если не заживет…
– Ну, тогда в этом мире мы уже не свидимся. Не беспокойся, командир, живым они меня не возьмут. Даю тебе слово.
– Этого мне вполне достаточно, Поллий.
Катон кивнул, внутренне сгорая от стыда из-за того, что вынужден покинуть несчастного ветерана.
– Просто хочу быть уверенным, что, даже если они тебя схватят, ты и словом не обмолвишься о том, куда мы направились. И о роли Макрона в этой истории.
Поллий вытащил из-за пояса меч.
– Эта штуковина позволит некоторое время держать их на расстоянии. Ну а ежели станет ясно, что мне не отбиться, будь уверен, я сумею использовать ее так, что им не представится возможности заставить меня говорить.
Понимая, что этот человек почти наверняка так или иначе обречен на смерть, Катон постарался, чтобы его последние слова были особенно взвешенны и осторожны.
– Защищайся всеми возможными средствами. Но помни: те, кого пошлют за нами вдогонку, всего лишь солдаты, выполняющие приказ. То, что произошло с нами, – не их вина. Ты меня понял?
Поллий кивнул, печально глядя на свой меч.
– Вот уж никогда не думал, что мне придется обратить его против себя. Мне всегда казалось, что бросаться на меч – это причуда сенаторов и им подобных.
– Может быть, ты возвысишься в том мире?
– Не с того места, на котором я сейчас сижу.
– Тоже верно… Ладно, Поллий, мне пора идти. – Катон крепко пожал солдату руку. – Уверен, я тебя еще увижу. Через несколько дней.
– Как бы мне не увидеть тебя первым, командир…
Катон рассмеялся, потом встал и, не промолвив больше ни слова, припустил бегом за Фигулом и остальными беглецами, успевшими отойти на некоторое расстояние. Оглянулся он перед тем, когда место, где они переправлялись через речку, должно было скрыться из вида, заслоненное невысоким бугром. Поллий кое-как поднялся по берегу повыше и сейчас сидел, вонзив в землю меч между раздвинутыми ногами. Опершись подбородком о ладони, лежавшие на рукояти меча, он смотрел им вслед, в ту сторону, куда они удалились. В этот момент Катон понял, что ему не было такой уж надобности пытаться обмануть ветерана. Поллий был готов умереть и решительно настроен на то, чтобы это случилось прежде, чем произнесет хоть слово, способное выдать его товарищей. Но даже при этом Катон не мог отказаться от мысли о необходимости дополнительной подстраховки. Даже самого благородного человека, исполненного самых благих намерений, удается порой застать врасплох. Катон видел, как работают пыточных дел мастера Второго легиона, и прекрасно понимал: нужна исключительная стойкость, чтобы не выдать им сведения, которых они добиваются. А Поллий не более чем человек, чьи дни близятся к закату.
