– Мы разделим судьбу остальных в ближайшем будущем. Как только Каратак разделается с Третьей когортой.
– Они где-то рядом?
– Да. Я видел Макрона во главе патруля. Каратак сказал, что они поставили лагерь у самого болота. И, похоже, Максимий набросился на местных жителей даже с большим, чем обычно, остервенением. Каратак, ясное дело, не будет сидеть сложа руки и позволять ему зверствовать. Кроме того, у меня такое чувство, что его воинам позарез нужна победа.
Некоторое время Фигул молчал.
– Как я понимаю, – сказал он наконец, – на каждого из наших ребят придется по пять, а то и по шесть варваров.
– Что-то в этом роде, – согласился Катон. – И если их застигнут врасплох, с ними покончат очень быстро.
– Да… и не похоже, командир, чтобы мы могли как-то этому помешать.
Катон был вымотан, и безысходность ситуации давила на него тяжким грузом, ему даже этот разговор давался с трудом. Оглядываясь по сторонам, он и в остальных видел те же подавленность и отчаяние. Они тоже знали, что конец близок, и воспринимали неизбежность смерти с таким же тихим отчаянием, что и их центурион.
С наступлением темноты во вражеском лагере на открытых площадках между хижинами запылали костры, и скоро сквозь ограду загона, добавляя мучений запертым внутри пленникам, стал просачиваться запах жареной свинины.
– Ох, и убил бы я свинью, – проворчал Метелл, и несколько человек разразились ироническим смехом.
– Ты уже раз убил, – хмуро указал Катон. – В первую очередь именно по этой причине мы здесь и торчим. Из-за тебя и твоего проклятого ненасытного желудка.
По мере того как проходил вечер, лагерь все более и более охватывал праздничный дух. Воины пировали и через некоторое время, судя по доносившимся снаружи звукам, изрядно перепились. Повсюду звучали похабные песни, прерываемые выкриками и взрывами смеха. Пленники в загоне угрюмо слушали пьяный гомон, а Катон гадал, не приберегли ли их, чтобы устроить попозже для воинов кровавую потеху. Он вспомнил о несчастных, затравленных охотничьими псами на пиру у царя атребатов Верики, и волоски на его шее поднялись дыбом из-за леденящего ужаса. Но намного ли предпочтительнее быть сожженным заживо в плетенной из прутьев клетке? А именно такая судьба, как слышал Катон, постигла многих других пленников, угодивших в руки врага. Конечно, со стороны воинов, понесших в боях с легионами страшные потери, пощады римлянам ждать не приходилось.
– Римские ублюдки… – донесся из-за изгороди раздраженный голос. Говорили по-кельтски. – Все люди веселятся, а мы что же, должны из-за них тут всю ночь торчать?
– Вот именно, – поддержал говорившего другой голос. – И почему именно мы?
– Почему мы? – передразнил говорившего другой голос, принадлежавший, как понял Катон, человеку постарше. – Да потому что вы сопливые мальчишки, а меня к вам приставили проследить, чтобы глупостей не натворили. А ведь если по справедливости, то мне следовало бы быть там, с ребятами, где полные чаши.
В голосе звучало неподдельное негодование. И Катон вдруг ощутил легкое головокружение: к тому времени, когда старший стражник поворчал и умолк, в его мыслях уже созрел план.
Он набрал воздуха и закричал по-кельтски:
– Эй, караульный! Караульный!
– Заткнись, римлянин! – рявкнул старший стражник.
– Что у вас за гулянка?
– Гулянка? – Послышался тихий смешок. – Это не гулянка, а празднество в честь тех римских голов, которые собираются отсечь завтра наши воины.
– А, понятно… Поэтому и празднуют одни воины. Не женщины, не дети… и не вы.
– Сказано тебе, римлянин, заткни пасть, – проревел старший караульный. – Пока я не зашел и не заткнул ее тебе навсегда.
Последовало молчание, потом один из караульных помладше опять принялся сетовать:
– Ну почему мы даже выпить не можем?
– А ты что, выпить хочешь? – отозвался воин постарше. – На самом деле?
– Ага.
– А ты пить-то умеешь?
– Конечно! – возмутился юнец.
– И я тоже! – подхватил его товарищ.
– Ладно, – воин постарше понизил голос и тоном заговорщика продолжил: – Тогда стойте здесь, а я пойду и что-нибудь для нас раздобуду.
– А что с пленниками?
– С этими? А что с ними? Они смирные. Просто присматривайте за ними, пока я не вернусь.
– И долго тебя ждать?
– Ну, это уж как получится, – хохотнул воин, повернулся и зашагал прочь, туда, где шумел пир.
В это время в загоне Катон с бешено бьющимся сердцем развернулся и нащупал связанными руками в плетеной стене на уровне своей головы небольшое отверстие. Запустив туда пальцы и надавливая то в одну сторону, то в другую, он расширил его настолько, что стало видно происходящее снаружи. Старший воин как раз свернул за ближнюю хижину и пропал из виду. Покатые соломенные крыши окружающих хижин выделялись на фоне уличных костров; то здесь, то там в ночи рассыпались фонтаны искр. Вытянув шею, Катон приник к отверстию и увидел двоих пареньков, оставшихся в карауле. Вооруженные боевыми копьями, они стояли рядом с оградой, на их лицах играли тени и блики костров. Юнцы-то юнцы, но, судя по виду, вполне способные убить человека, если потребуется. Катон повернулся обратно и схватил оптиона за руку.
Фигул не спал, но был погружен в раздумья и от неожиданности вздрогнул.
– А… что? В чем дело?
– Тссс! – шикнул на него Катон, усиливая хватку. – Не шуми. Один из караульных ушел.
– И что?
– Да то, что у нас есть шанс. Сейчас или никогда.
– А что ты собираешься делать с этим? – Фигул поднял руки и кивнул на кожаные ремни, стягивающие запястья.
Оставив вопрос без ответа, Катон задрал подол туники и принялся шарить в набедренной повязке. Фигул, глядя на него, пожал плечами.
– Ну, я думаю, для последнего раза время всегда подходящее…
– Тихо!
Катон повозился еще чуть-чуть, а потом, вытащив руку, раскрыл ладонь. На ней лежал маленький, с острой гранью, кусочек кремня.
– Руки давай.
Фигул протянул связанные запястья, и Катон принялся резать ремни кремнем.
– Где ты его взял, командир?
– В усадьбе. Подумал, может, на что сгодится. Не дергайся, сиди смирно.
– И ты всю дорогу прятал это… там? – Фигул ухмыльнулся. – Должно быть, не слишком удобно.
– Ты и представить себе не можешь… А сейчас молчи и не шевели руками.
Катон сосредоточился на ремнях, стягивавших руки оптиона. Его пальцы крепко сжимали тупой конец кремня, а острая грань резала перекрученные полоски кожи. Он спешил, понимая, что старший из стражников может вернуться в любой момент, как бы ни соблазняли его яства и выпивка. Катон разрезал первый ремешок и сосредоточился на двух остальных. Скоро настала очередь второго. Фигул вскрикнул, когда острый кремень соскользнул и порезал ему кожу.
