Отдышавшись, они возобновили свою пылкую игру. Каждый
старался доставить партнеру как можно больше удовольствия. Катаясь по кровати,
они без устали отдавались сладострастным ласкам, все больше входя во вкус. Джек
долбил лоно Нади, как огромный пест ступу, он безжалостно выворачивал ее
наизнанку, как гурман раскрывает створки устрицы, стремясь добраться до ее
сладкой и податливой сердцевины. Она потеряла счет испытанным мгновениям
блаженства, все ее нервы оголились и натянулись, словно струны арфы. И своим
великолепным инструментом Джек Гамильтон извлекал из нее подлинную симфонию
звуков. Она бесстыдно терлась клитором об основание его фаллоса, млея от его
проникновения в лоно, извивалась, визжала, выла и стонала.
Джек тоже испытал многократный оргазм, но ни разу не извлек
пениса из влагалища. Он лишь замедлял темп телодвижений или застывал на Наде на
короткое время, а потом вновь начинал внедряться в нее, мощно обрушивая свои
чресла на ее ягодицы и бедра, прижимаясь мускулистым торсом к ее упругим грудям
с торчащими сосками. Не проходило и минуты, как Надя вновь кончала, и тогда все
начиналось сначала.
В конце концов они пресытились этими забавами и решили
передохнуть. Надя принесла на подносе цыпленка, салат и вино, и они с аппетитом
поели, усевшись по-турецки на кровати. Едва лишь Джек подкрепился, у него снова
возникла эрекция.
– Со мной такого раньше никогда не было, –
признался он, разглядывая ее промежность.
– И со мной тоже, – сказала грудным голосом Надя.
Это действительно было так. До знакомства с Гамильтоном она
не была столь безудержно сладострастной. Джек открыл для нее новые ощущения,
раскрыл тайны ее либидо, отладил механизм ее сексуальности. Каждый его жест и
поцелуй был пронизан чувственностью и возбуждал ее. Звук его голоса ласкал ей
слух, от одного лишь его взгляда она млела.
Она отнесла остатки ужина на кухню и, возвращаясь, взглянула
на мольберт с незаконченной картиной. Одна из обозначенных контуром фигур
наполнилась содержанием и превратилась в странную даму с мужскими чертами лица
и мускулистым телом. Вторая фигура была начата, но не дорисована до конца. В
ней тоже угадывалась женщина. Надя застыла, пораженная увиденным.
– Подойди ко мне, – позвал ее Джек.
Словно сомнамбула, она подчинилась. Он затащил ее на кровать
и, уложив на спину, стал жадно целовать ее живот, груди, соски, шею, уши, губы.
Потом он начал медленно сползать, проводя языком влажную полоску до лобка, и
впился ртом в клитор. Волна неописуемого блаженства окатила Надю с головы до
ног. Сердце бешено заколотилось, дыхание участилось.
Она раздвинула ноги, давая Джеку возможность поглубже
просунуть язык в росистое лоно. Дрожа от нетерпения и сопя, он раздвинул
пальцами срамные губы и стал вылизывать стенки влагалища. Потом он переключился
на клитор – стал обводить его кончиком языка, раскачивать из стороны в сторону
и покусывать. Надя закрыла от удовольствия глаза. Новый оргазм созревал в
недрах ее лона. Она была настолько поглощена своими ощущениями, что не
услышала, как открылась входная дверь и кто-то подкрался к кровати. К
реальности ее вернул женский голос:
– А у него неплохо это получается, не так ли?
Надя открыла глаза и увидела Яну Гамильтон. Но даже шок,
охвативший ее в этот миг, не мог сдержать лавину оргазма. Возможно, пусковой
механизм запустила сама Яна своим появлением здесь в решающий момент. Так или
иначе, но стоило Наде заметить в ее темных глазах похотливые искры, как тело ее
содрогнулось и выгнулось дугой над кроватью, а изо рта вырвался сладострастный стон.
– Отличное зрелище, – сказала Яна, когда Надя
успокоилась.
В жизни она оказалась гораздо красивее, чем на фотографиях.
Высокая и стройная, с черными блестящими волосами, она завораживала своей
белозубой улыбкой и очаровывала резкими чертами лица. Но особенно
выразительными были ее лучистые темно-карие глаза.
Она была в плотных обтягивающих брючках из лайкры
белоснежного цвета и высоких сапогах. Сквозь черный шифон блузы просвечивал
кружевной бюстгальтер.
Яна бесцеремонно присела на кровать. Джек неохотно оторвался
от промежности Нади и посмотрел на жену полубезумным взглядом. Она поцеловала
его в губы и слизала соки Надиного лона с подбородка, причмокнув от
удовольствия.
– Очень вкусно! – воскликнула она, глядя на Надю,
и потянулась к ее обнаженным грудям.
Наступил решающий момент. Рука медленно приближалась к ее
соскам, Надя завороженно следила за пальцами, тянувшимися к соску, не в силах
ни принять какое-то решение, ни пошевелиться. Но она чувствовала, что утратит
над собой контроль окончательно, как только красные ноготки Яны прикоснутся к
ней.
Ей почудилось, что душа ее покинула телесную оболочку и
наблюдает все происходящее сверху. Ей хотелось оттолкнуть Яну, вскочить,
одеться и покинуть этот вертеп. Но тело словно бы вросло в кровать, и по нему
уже пробегали сладостные огоньки похоти. Рука Яны сжала ее грудь.
– Не надо, – вяло промямлила Надя.
– Надо, – сказала Яна и крепче сжала грудь,
развратно усмехаясь.
Грудь пронзили тысячи иголок, искры побежали по всему
Надиному телу. Сосок разбух еще больше, по коже пошли багровые пятна, клитор
высунулся из срамных губ, из лона потек пахучий сок, пульс участился. Яна сжала
другую грудь.
– Ты славная девочка, – сказала она, и все
завертелось перед глазами Нади. Весь ее прежний мир рухнул в один миг, и сама
она преобразилась. Едва лишь Яна наклонилась, чтобы ее поцеловать, как она с
радостью подалась ей навстречу. Их губы слились в поцелуе, он длился бесконечно
долго, знаменуя поворотный момент в сознании Нади. Отныне она стала иной и не
желала возвращаться в прошлое.
Яна встала с кровати, сняла блузку, расстегнула молнию на
голенищах сапог и, приспустив брючки, снова села и сняла их вместе с сапогами,
оставшись в белых шелковых панталонах.
Надя посмотрела на Джека. Он отвел взгляд, в котором, как ей
показалось, промелькнуло сожаление о случившемся, и уставился на жену. Яна была
достойна того, чтобы ею любовались. Ее фигура не имела изъянов. Прекрасно
сложенная и ухоженная, она была создана для глаз художника и ласк любовника.
Движения Яны были размеренны и грациозны, подчеркивая элегантность ее облика.
Она расстегнула бюстгальтер, и Надя впилась взглядом в тугие округлые груди с
темно-красными сосками. Внезапно Надю охватила страсть. Ей захотелось пощупать
эти груди и засунуть руку в промежность Яны, сделать с ней то же самое, что она
когда-то делала с Барбарой.
Яна встала коленями на край кровати и начала ее целовать.
Джек внимательно наблюдал все это, член его встал и дрожал. Яна облизала плечи
и шею Нади и начала сосать ее грудь. Надя раскинула пошире ноги и задрожала в
предчувствии новых ласк, издав страстный стон.
Язык Яны проник в ее лоно, она стала целовать срамные губы и
облизывать клитор. Надя застонала громче. Рот Яны оказался значительно более
нежным, чем рот Джека, и промежность Нади начала плавиться. Язык Яны то
проникал в ее влагалище, то теребил клитор. У Нади перед глазами поплыли
оранжевые круги, на нее нахлынули давно забытые воспоминания. Рука Яны
погладила ее по наружным губам, но не сжала их, а раздвинула, просунув внутрь
два пальца. В следующий миг другой ее палец проник в анус Нади. Потом она
начала совершать возвратно-поступательные движения, имитируя движения мужского
члена. Это было божественно. Наде вспомнилось, что однажды так сделал ее бывший
супруг. К сожалению, этого блаженства ей больше не пришлось с ним испытать. Но
сейчас, словно бы компенсируя упущение ее бывшего мужа, Яна глубже ввела пальцы
в оба ее тайных прохода и стала активно тормошить языком клитор. Ощущения от
действий Яны наложились на воспоминания, всплывшие из глубин памяти Нади, и
словно наяву стали необыкновенно яркими. У нее перед глазами возникло лицо
подружки юности Барбары. Оно вдруг превратилось в огромный раскрытый женский
рот – и вспышка нового оргазма ослепила Надю. Ей стало жарко и неописуемо
хорошо. К этому приторно-сладкому блаженству примешалось и чувство вины. Но как
это ни странно, оно не испортило ей настроение, как портит ложка дегтя бочонок
меда. Напротив, приятные ощущения Нади стали острее, в ней взыграла кровь: ведь
не случайно сказано, что запретный плод самый сладкий! Не трепещет ли сердце,
как птичка в клетке, именно потому, что ее вовлекли в свальный грех?
