– Почему ты не отвечала на мои звонки? – спросил
он.
– Извини, я была не в духе. Не обижайся!
– Ни в коем случае. Мне не следовало надоедать тебе
звонками. Да и вообще, я не такой, как другие, нормальные мужчины. У меня свои
причуды, они не каждой женщине понравятся. Так что это ты на меня не обижайся.
Кажется, кофе готов!
– Послушай, Эндрю, я тебя не совсем понимаю! О каких
причудах ты говоришь? Уж не считаешь ли ты, что я не звонила тебе потому, что
осталась тобой недовольна?
– А разве не так?
– Эндрю! Не говори вздор! Я была в восторге!
– Серьезно? Тебе налить коньяку в кофе? Нет, пожалуй,
мы возьмем с собой в гостиную всю бутылку!
Он поставил чашки с кофе, бокалы и «Арманьяк» на поднос и
пошел в просторную гостиную. Они сели рядом на большой удобный диван. Надя
решила сказать Эндрю правду.
Выпив для храбрости коньяку, она выпалила:
– Ты помнишь, я говорила, что у меня был бурный роман с
одним мужчиной? Так вот, он вновь вспыхнул, и с большей силой.
– Неужели?
– Представь себе, да! Но это была моя роковая ошибка. И
я за нее жестоко поплатилась.
– Лучше бы ты позвонила мне!
– Я думала, что все это очень серьезно, но…
– Я понимаю! Ах, как я тебя понимаю!
Благодарная ему за сочувствие, Надя порывисто обняла Эндрю и
поцеловала. После грубого и бесцеремонного Джека Гамильтона мягкий и
женственный Эндрю действовал на нее как лечебный бальзам. Он с жаром ответил на
ее поцелуй и, сжав ее щеки руками, просунул язык в рот. У Нади перехватило дух,
ее бросило в жар. Она вскочила с дивана, охваченная жутким волнением, и, желая
успокоиться, подошла к висящей на стене картине Пола Нэша. Рассматривая
мастерски выполненный пейзаж, она спиной и ягодицами чувствовала взгляд
Андерсона. Однако он не проронил ни слова.
Надя попыталась определиться в своих чувствах к нему. Она
хотела позвонить ему после омерзительного разрыва с Гамильтоном, надеясь, что
сумеет расслабиться и развеяться в его приятном обществе. Ей казалось, что
посещение театров и ресторанов, отменная еда и чудесные вина помогут ей
отвлечься от мыслей о Гамильтоне. Но ей мешали обуревавшие ее сомнения
относительно сексуальных возможностей Эндрю. Разговор, состоявшийся на кухне,
подтвердил, что основания для таких сомнений имеются.
Не познай Надя необузданных и грубых страстей в объятиях
Джека Гамильтона, она, вероятно, не придала бы странностям Андерсона значения.
Но теперь, когда Гамильтон перевернул все ее мировосприятие и приучил к
изнуряющему животному сексу, робких ласк неуверенного в себе Эндрю ей было
мало. Вступив на неизведанный остров дикого секса, она не желала возвращаться в
скучное прошлое. Ее тянуло в дебри первобытных исступленных эмоций, подмывало
очертя голову броситься в джунгли извращений, карабкаться на непокоренные
высоты, чтобы ощутить себя юной и полной энергии. Прогулки по обустроенному
пляжу и банальные катания на лодке ее уже не устраивали.
Однако общение с милым Андерсоном вынуждало ее проявить
терпимость к его слабостям. Она глубоко вздохнула и, повернувшись, снова села
рядом с ним на диван.
Сделав глоток коньяку, она промолвила:
– Пока мы с тобой не виделись, Эндрю, со мной многое
приключилось.
– В самом деле? – спросил Эндрю. – Любопытно!
Надя закинула ногу на ногу, атласное платье зашуршало. Эндрю
с интересом посмотрел на ее замшевые туфли на высоких каблуках, ремешок
которых, стягивающий свод ступни, был отделан фальшивыми бриллиантами. Надя вновь
вздохнула и продолжала:
– Так вот, я осознала, что слишком долго шла на
компромиссы, общаясь с окружающими меня людьми. Старалась под них подстроиться
и принуждала себя делать то, чего мне делать абсолютно не хотелось. Ты меня
понимаешь?
– Да, пожалуй, – сказал Эндрю, мрачнея.
– И вот однажды я решила, что настало время все
изменить. В общем, я дала себе слово впредь не идти на компромиссы.
– Я понимаю, – уныло сказал Эндрю.
– Возвращаясь к нашему разговору на кухне относительно
секса, я хотела бы сказать тебе кое-что откровенно. Ты готов услышать правду?
Эндрю побледнел, но кивнул.
– У меня возникло ощущение, что ты что-то от меня
утаиваешь. Если ты хочешь и дальше поддерживать со мной отношения, ты должен
быть предельно откровенен.
– Но тебе это может прийтись не по вкусу.
– Это так, разумеется. Но зато нам станет ясно, чего
каждый из нас хочет, и нам не придется притворяться.
Надя мысленно отметила, что обретенный сексуальный опыт
изменил ее психологию, сделал ее более самоуверенной и последовательной. Эта
черта характера особенно нравилась ей раньше в Анджеле. Теперь же и она сама
твердо знала, чего хочет, и не стеснялась об этом говорить.
– Ты согласен, Эндрю? – спросила она.
Андерсон отвел глаза и ничего не ответил.
– Возможно, я ошибаюсь в своих суждениях о тебе, –
нарушила затянувшееся молчание Надя.
– Нет, ты совершенно права! Все правильно. К чему
морочить друг другу голову? – Эндрю судорожно вздохнул и взглянул ей в
глаза. – У меня имеются свои особенности поведения во время интимного
свидания с женщиной. Но я стесняюсь признаться в своих потребностях. Они весьма
необычны.
– Я человек терпимый, Эндрю, и не отягощена
предрассудками, особенно в сексе, – заверила его Надя, подумав при этом,
что не стала бы клясться своей жизнью.
– В самом деле? – прищурившись, с недоверием
спросил он.
– Говори прямо, чего тебе хочется!
– Понимаешь, Надя, у меня есть своя причуда, странная
особенность психики, исправить которую я не могу, отчего страдаю.
– Но ты ведь был женат…
– Жена сразу же заявила, что не намерена мне потакать и
не собирается копаться в моих комплексах.
Эндрю взял со столика чашку с кофе, сделал из нее глоток и
пытливо посмотрел на собеседницу. Неуверенность в его взгляде сменилась
решимостью.
– Ты действительно хочешь все обо мне узнать? –
спросил он.
– Конечно! Какой смысл притворяться!
– Да, ты права. Иначе наши отношения прекратятся.
Знаешь, в последние дни я постоянно думаю об этом, переживаю…
– Я понимаю, – сказала Надя. – И готова
выслушать тебя.
– Я должен тебе кое-что показать. Мне потребуется
двадцать минут. Ты согласна подождать?
– Да, я никуда не тороплюсь, – сказала Надя,
заинтригованная его странной просьбой.
– Двадцать минут! – повторил он и, встав, быстро
вышел из гостиной, словно бы опасаясь, что передумает.
