– Может быть, улизнем отсюда? – предложил он
заговорщицким тоном, озираясь по сторонам. – Нас никто не хватится.
– Разве вам не следует оставаться в зале до
закрытия? – спросила она, обескураженная столь стремительным разворотом
событий.
– Не думаю. Я исполнил свой долг, открыл выставку.
Идем?
– Хорошо, пошли! – непринужденно ответила она.
Он мягко подхватил ее под локоть, и она вздрогнула, впервые
ощутив прикосновение его сильных пальцев. Но еще больше потрясла ее мысль о
том, что он уводит ее из шумного зала в укромное место, чтобы там овладеть ею.
Художник вывел ее через служебный вход на улицу, и спустя десять минут,
воспользовавшись такси, они очутились у дома на Фулем-роуд. Джек Гамильтон
провел ее по каменной лестнице на верхний этаж и, отперев дверь, сказал:
– Добро пожаловать в мою мастерскую!
Надя вошла в просторное помещение с большими окнами на
потолке и огляделась. Вдоль стены стояло кухонное оборудование, в дальнем конце
студии имелся альков с двуспальной кроватью.
– Хотите чего-нибудь выпить? Кофе? Чай? – спросил
Джек.
– Спасибо, нет, – ответила Надя, стараясь не
думать о том, что должно сейчас произойти.
– И часто вы такое практикуете? – спросил он.
– Что именно?
– Прыгаете в постель к незнакомым мужчинам!
– Раньше ничего подобного со мной не случалось, –
искренне ответила Надя.
– Что же вас смущало?
– У меня не возникало такого желания.
– Я польщен. Но почему ваш выбор пал именно на меня?
Он подошел к большому раздолбанному дивану, стоявшему у
другой стены, и, плюхнувшись на него, взмахом руки предложил Наде последовать
его примеру. Вопреки широко распространенному мнению, что в мастерских
художников царят хаос и кавардак, студия Гамильтона была чисто прибрана и
приятно удивляла наведенным в ней порядком. Все было на своих местах: холсты
натянуты на подрамники и аккуратно сложены в стопку, книги расставлены на
полках, стеллажи вытерты от пыли, на дощатом полу постелены яркие коврики, готовые
картины развешаны в рамах на стенах.
– Я передумала, – садясь на диван, заявила Надя.
– Относительно чего, позвольте узнать?
– Мне хочется вина!
Джек пружинисто вскочил и, подойдя к буфету, спросил:
– Белого или красного?
– Красного, пожалуйста!
Он достал из буфета бутылку и чистые бокалы.
– Вы очень привлекательный мужчина, – сказала
Надя. – И вы это знаете. Почему же в таком случае женщине, которой вы
понравились, не вести себя так, как поступил бы в такой ситуации
мужчина?! – риторически воскликнула она, стараясь убедить себя в
разумности своего довода.
– Не вижу причин для самоограничения, – ответил
Джек.
– В таком случае давайте выпьем за нас! – сказала
Надя, поднимая бокал.
Они чокнулись. Надя боролась с желанием вскочить и стремительно
убежать. Но зад ее врос в диван, а ноги стали как ватные. Отхлебнув из бокала,
она потупила глаза, опасаясь, что не выдержит и предложит ему поскорее затащить
ее в постель.
Джек выпил вина и сказал:
– Пожалуй, бутылочку мы прихватим с собой в альков.
– Отличная мысль, – сказала она, стараясь не
выдать своего волнения, и встала.
Джек сопроводил ее до алькова, поставил бокалы и бутылку на
столик у изголовья кровати и повернул выключатель на стене: окна на потолке
закрылись выдвижными ставнями. Он включил ночники и без всякого смущения начал
расстегивать пуговицы на рубашке, обнажая широкую мускулистую грудь, поросшую
густыми черными волосами, и сильные руки, кисти которых были покрыты пучками
волос и голубыми венами. Руки у Джека были холеные и чистые, как у врача, живот
плоский, с рельефными мышцами. Теперь она поняла, почему Анджелу так впечатлила
его фотография.
Гамильтон скинул туфли, снял носки, расстегнул молнию на
брюках и, не глядя в сторону Нади, стянул их вместе с белыми спортивными трусами.
Ноги его были столь же прекрасно развиты, как и торс, а бедра покрыты мягкими
темными волосами, менее густыми, чем те, что росли на груди.
Обрезанный пенис начал увеличиваться, покачивая лиловой
головкой, гладкой, словно бильярдный шар. Мошонка тяжело свисала у него между
ног.
Надя села на кровать, опасаясь упасть, и судорожно
вздохнула.
Внезапно она вспомнила, что они до сих пор даже не
поцеловались. Джек, похоже, тоже подумал об этом и, встав перед ней, поцеловал
ее в губы, сжав руками щеки.
– А вы, оказывается, сладкая, – тихо сказал он.
– Спасибо, – сказала она.
– Мой вид вас, надеюсь, не смущает?
– Нет, что вы! – Надя решительно встала, понимая,
что уж если бежать, то сейчас.
Джек деловито сорвал с кровати покрывало и одеяло, оставив
только простыню, сложил подушки в изголовье и улегся, привалившись к ним спиной
и скрестив в лодыжках ноги. Пенис выразительно поглядывал на Надю своим
единственным глазом, покачиваясь над мошонкой.
Абсолютно хладнокровно, чему она сама удивилась, Надя сняла
белую блузку, решив пройти все испытание до конца. Она чувствовала себя
спокойной и собранной. Даже если на другое утро она и пожалеет о содеянном,
подумала Надя, то в этом нет ничего страшного. За последнее время она так редко
давала волю эмоциям, что для разнообразия неплохо и погрустить. А вдруг ее
воспоминания окажутся приятными?
Она расстегнула молнию на юбке, слишком узкой, чтобы упасть
к ногам, и, виляя бедрами, стянула ее, стараясь сохранять спокойствие.
Ежесекундно ощущая на себе внимательный взгляд Гамильтона,
Надя повесила юбку на спинку стула. Поневоле наклонившись, она подумала, что
Джек рассматривает ее промежность, обтянутую трусиками, и похвалила себя за то,
что надела приличное нижнее белье. Блузку она повесила поверх юбки на тот же
стул. Своего обнаженного тела Надя не стыдилась, а потому не торопилась снять
белый кружевной бюстгальтер, растягивая удовольствие от стриптиза. Наконец она
освободила от оков тугие тяжелые груди и взглянула в зеркало. Соски набухли и
отвердели, коричневые кружки вокруг них покрылись пупырышками от возбуждения.
Тело жаждало сладострастного экстаза.
Оставалось освободиться от колготок. Светло-серые, блестящие
и тонкие, они так плотно облегали ее крутые бедра и стройные ножки, так четко
разделяли швом на промежности преддверие влагалища, что в них Надя выглядела
гораздо соблазнительнее, чем голая. Возможно, поэтому Джек не торопился снять
их с нее.
Сев на кровать, она невольно взглянула на пенис. Раздувшийся
и чрезвычайно возбужденный, он стоял под прямым углом к бедрам. Его большая
гладкая головка напоминала огромный желудь, растущий прямо из ствола. Клитор
Нади задрожал, стенки влагалища сжались, она уже не могла скрывать, что
охвачена страстью. Ей хотелось вести себя раскованно, упиваться свободой, стать
такой же непринужденной, как Гамильтон, чей пенис она желала почувствовать в
своем разгоряченном теле немедленно. Она представила, как Джек будет обнимать и
целовать ее и, сокрушая лоно своим неимоверным долотом, пробиваться по ее
тайному тоннелю все глубже в недра. Она готова была утонуть в омуте
исступления, как уже тонула в его темно-карих глазах.
