Мощные бомбические пушки буквально разнесли турецкие корабли. Тяжелые ядра пробивали толстые деревянные борта, а взрыв, происходивший внутри, разносил внутреннее межпалубное пространство в щепки.
Три десятка бомб гарантированно отправляли на дно любой линкор, даже крупный. А то и меньше попаданий – беспощадный огонь быстро добирался до корабельных крюйт-камер.
Но пушки могут стать лишь одним из слагаемых – большое впечатление на молодого бригадира произвели мины. Кто бы знал, что бочки с порохом после переделки и подвешенного на якоре груза могут превратиться в смертоубийственное оружие?!
А почему бы и нет – если мина, заложенная под крепостной стеной, разносит камень вдребезги, то и ее морская «сестрица» с неменьшим успехом творит то же самое с вражеским кораблем. А самодвижущийся образец (интересно бы знать механику) еще более эффективен – не ждет неприятеля, а сам атакует его на расстоянии, пусть и коротком.
– Теперь ни один корабль не пройдет через мои батареи!
Наполеон знал, что говорил. Два дня русские моряки ставили в проливе свои убийственные бочки, стягивая их канатами в банки. Два раза перегородили пролив повдоль, один раз поперек, оставив только узкий фарватер в трех сотнях шагов от его пушек, уже укрытых высокими брустверами.
Еще месяц, и тут построят две крепости, разбить которые с моря будет невозможно. Да и как это англичане или турки сделают?! Ползти на малом ходу, по одному в кильватере, прямо под дулами нескольких десятков мощных пушек, равносильно изощренному самоубийству. А с суши береговые укрепления также не взять с наскока – в окопах и редутах засели две тысячи солдат, вооруженных скорострельными винтовками.
Бригадир с нескрываемым удовольствием выпрямился во весь свой маленький рост, стараясь показаться выше, чем был на самом деле. Его сильно удивляла та приязнь, с которой стали относиться к нему солдаты и матросы после баталии.
Особенно когда он приказал выдать всем по две чарки водки – отметить победу. Его поражала особенность русских пить эту жидкость, совершенно не сравнимую с вином.
И более того – ее можно было воспламенить! А смешивание с маслом и смолой превращало в жуткую смесь, потушить которую водой было невозможно. Что за люди – это же настоящий героизм, пусть и безумный, – пить такое! Но русские были рады и стали называть его своим «маленьким капралом», что льстило самолюбию. Такое доверие многого стоит.
Сейчас бригадир перебирал в уме возможные награды, которые выльются на него за эту победу. Орден Святого Георгия был самым вожделенным, ибо награждение им даровало немедленное производство в следующий чин – а получить генеральские эполеты в 28 лет весьма престижно. Но мысли шли спокойно, так же, как смотрел бригадир на маленький бриг под Андреевским флагом, пришедший с моря, что осторожно следовал за лоцманским баркасом по узкому фарватеру.
– Павел Александрович! – рядом с Бонапартом встал молодой флотский офицер. – С корабля передали флажками – турки ушли, но сюда идет английская эскадра в семь вымпелов. Пять линейных кораблей в сопровождении двух фрегатов. Завтра утром они войдут в пролив. Какие будут приказания?
– У нас найдется чем их встретить. Надеюсь, вы будете достойными вашего командира. – Наполеон мысленно пожалел себя и героически погибшего старика – на него он полностью надеялся. – Алярм пока не объявляйте – пусть солдаты и матросы отдохнут. Но с рассветом все должны быть на своих местах согласно диспозиции. А там посмотрим – смогут ли островитяне уйти обратно!
Варшава
Варшава давненько не знала такого веселья – в последний раз на улицах ликовали в день провозглашения королем Стасем конституции три года назад, в которой тот практически согласился на обрезание своих прав польского монарха.
Тогда вся власть перешла в руки сейма, ставшего всемогущим в силу ликвидации пресловутого права шляхтича всего одним голосом отменить любое принятое решение.
До поляков наконец дошло, что Пруссия, Австрия и Россия не прочь разделить их территорию между собой. Как раньше они вмешивались сами в дела соседей и кое-чего достигали, даже на какое-то время владели Москвой. Но не все коту масленица, когда-то наступит и великий пост.
Все же паны, завидев австрийские и прусские войска на своей земле и на собственной шкуре прочувствовав знаменитый орднунг, смогли договориться между собой и организовать сопротивление. И даже избрали на сейме пана Тадеуша Костюшко «начальником государства», диктатором по сути, что только одно говорит о том, что горделивых шляхтичей окончательно заклевал жареный петух.
– Радуйтесь! Мы их победили!
– Так сгинут наши враги швабы и пруссы!
– Хвала пану Тадеушу!
– С нашим начальником мы их всех победим!
Последние возгласы радовали сердце Костюшко, вот только заглушали их другие, от которых начальник государства за малым не морщился, стянув на лице улыбку.
– Хвала нашим освободителям!
– Слава князю Понятовскому!
– Нашему спасителю век жизни!
Варшавяне, сгрудившиеся на мостовых, балконах и окнах, осыпали цветами марширующих солдат в ненавистной многим полякам зеленой русской форме. Но то были не пшеклентные москали, а бравые жолнежи князя Понятовского, ставшего сегодня первым маршалом Польши, – сей высокий чин был дарован пану Юзефу, как его любовно называли в столице, королем Стасем и сеймом в полном единодушии.
Именно эти девять тысяч поляков нанесли страшный удар по пруссакам сегодня днем, когда польское мужество стало иссякать и судьба столицы повисла на волоске. Но помощь пришла словно с неба, и пруссаки позорно отошли от Варшавы, не выдержав стремительного нападения…
– Москали нас отпустили, пан Тадеуш, – маршал отвел глаза – ему до сих пор было неприятно, что год назад его воинство было наголову разгромлено под Вильно, а он сам, переодевшись крестьянином, был захвачен в плен казаками, отведав, к своему стыду, плетей. Хорошо, что свидетелей позора не оказалось рядом.
– Но оружие, где вы взяли оружие? – Костюшко наигранно изумился – он уже понял, каким образом Понятовскому удалось вырваться из Вильно.
– Мы его обменяли на нашу свободу, – маршал усмехнулся. – Москали всех отпустили, выслав с семьями, конфисковав имения, как у мятежников. Теперь в Вильно не осталось поляков и литвинов, за исключением тех, кто вернулись в схизматики. Вот так-то…
– Но оружие, пан маршал?!
– Русские заплатили за конфискованное имущество… Золотом. – Маршал сморщился, ему были неприятны расспросы «начальника государства». – А виленские жиды смогли договориться и где-то раздобыли старое обмундирование и гладкоствольные русские фузеи. Продали нам и три тысячи старых штуцеров – русские вооружились винтовками, и те им оказались не нужны.
– Сколько можно вооружить людей?
– Кроме моей дивизии, еще пять тысяч. У меня есть три десятка пушек, в обозе порох и пули. И еще одно…
