Да и то только в том случае, если дворяне продолжают служить в армии и на флоте, причем все мужчины поголовно, без каких-либо изъятий, за исключением престарелых и немощных.
Тут манифест «О вольности дворянской» император так завернул, что в армии от дворян не протолкнуться, а здесь, на дальних окраинах, так вообще – каждый год своей охотой на Аляску несколько дюжин недорослей прибывают, дабы десятилетнюю службу отправить. И выполняют ее с прилежанием, так, что даже граф Орлов удивление свое выказывает и в пример их ставит…
– На руки еще полей. – Шелихов тщательно мылся, а мысли ворочались в голове сами по себе. Вот его самого взять – думал побывать на Аляске немного, да прикипел к ней всем сердцем. Жену свою с двумя маленькими дочками из Иркутска забрал и сюда на корабле перевез, выполняя строжайший царский указ.
Поначалу близкие роптали, но смирились, а теперь и свыклись. А почему так произошло?
Да потому, что даже в Иркутске они никто, и, тем паче, в далекой России. А здесь у них п о л о ж е н и е. Недаром флотский офицер фон Крузенштерн, из природных немцев, что через одного бароны, к его младшей Настеньке сватается…
Дарданеллы
– Московитам хочется получить еще один урок?! Ну, что ж, они его получат, и пусть пеняют на себя!
Горацио Нельсон с усмешкой посмотрел в подзорную трубу – на каменистых валах суетились маленькие фигурки русских канониров да торчали орудийные стволы. Позиция московитов была ими укреплена, и хорошо – два приткнувшихся к берегу обгорелых остова турецких кораблей были молчаливым тому подтверждением.
Стопушечный флагманский корабль «Агамемнон», горделиво распустив все паруса, величественно шел впереди кильватерной колонны. Лишь несколько сбоку и чуть впереди рысил тридцатипушечный фрегат «Венус», исполняя функции авангарда.
– Две тысячи лет тому назад легендарный царь Микен Агамемнон с ахейским войском тоже плыл сюда. Ведь где-то там, за холмами, можно увидеть развалины знаменитой Трои, сэр.
Капитан флагмана Трубридж блеснул эрудицией, ведь в Англии почитали героев Античности. Недаром чуть ли не треть эскадры носила их имена – были тут и Ахиллес с Патроклом, и хитроумный Уллис, что протащил в крепостные ворота деревянного коня. Как там написано: «Бойтесь данайцев, даже дары приносящих!»
– Мы им не подарки пришли дарить, – усмехнулся вице-адмирал, и его вытянутое лицо приняло хищное выражение. – От наших ядер у них самих желание возникнет нас одарить! Варвары!
Нельсон не скрывал своего пренебрежения, потому что успел осмотреть русские укрепления. Одним уцелевшим глазом он видел много больше того, что даже знающие моряки разглядывали положенной по природе парой глаз. И высчитал орудия, что встретили столь горячо турок. Всего сорок, никак не больше. Три десятка справа, остальные слева. Не слишком серьезная преграда для его кораблей, имевших на палубах свыше семи сотен пушек.
– Сэр! Русские подняли на береговой мачте сигнал – «Ваш курс ведет к опасности!»
– Не отвечать! – высокомерно бросил адмирал. Но на берег посмотрел внимательно – по мачте поползли вверх новые флаги, весело развернутые хорошим ветром.
– Сэр! Эти московиты требуют, чтобы мы спустили паруса и встали на якорь. Они подняли еще второй сигнал – «Лечь в дрейф незамедлительно, курс приведет к крушению».
– Пугают?! Не отвечать!
– В проливе видны несколько русских кораблей. Они вытягиваются в боевую линию, сэр!
– Мы их сомнем с ходу, Трубридж…
– Сэр! Но на мачте уже поднят желтый флаг с черным орлом. Это вроде как царский штандарт!
Нельсон усмехнулся и демонстративно приложил подзорную трубу к выбитому глазу.
– Не вижу императорского флага и сигнала! Эскадре следовать вперед. На первый выстрел русских отвечать всем бортом!
Петергоф
– Пошла писать губерния, – пошутил Миронов. Так уж случилось, что делопроизводители были с «губернскими», а не с коллежскими чинами, и скрипели перьями везде, во всех городах и весях. Оттого который год и ходила по стране эта шутка.
Федор подключил телеграфный аппарат к проводам, которые шли из соседнего здания, где размешались большие, чудовищно тяжелые ящики электрической батареи.
Еще в почтовом училище их всех познакомили первым делом с Лейденской банкой, в которой вырабатывалось электричество. И пустили искру – выглядело впечатляюще, все школяры дружно разинули рты.
А потом пошла учеба, такая интересная и захватывающая, что два года пролетели как один день. Лейденская же банка оказалась примитивной до дури, в сравнении с батареей, что электрическую силу в себе аккумулировала. И на телеграфе долго учили работать, выбивать ключом за один урок тысячи точек и тире без единой ошибки.
А еще им показали в конце обучения лампу, что горела от электричества ярче любой свечи, и секрет величайший – паровую машину с громоздким агрегатом, что ее крутил и то самое электричество вырабатывал. И теперь на каждой станции такие генераторы устанавливают, жаль, что пока медленно, ведь линии прокладывают намного быстрее…
Аппарат зазвенел, и Миронов отринул все мысли – скоро ему принимать передачу, что шла только утром и вечером, а за допущенную ошибку он головой отвечает. Он сам, а не его помощник, губернский регистратор Гришка Пузин, что в училище на прозвище Пузо отзывался.
– Прием пошел, Федор Иванович, – доложил Пузин, предупредительно наклоняясь. «Уважает начальника», – подумалось Миронову, хотя у них разница всего в одну лычку.
Но дело в том, что помощник начальника станции, бывший армейский поручик фон Лямпе, которому добавили третью звездочку коллежского асессора, вот уже как три месяца тяжко болел, страдая от ран, и все ждали, когда он уйдет на положенную пенсию. А на освободившееся место прочили как раз Миронова – и почтовое училище с отличием закончил, и телеграфное отделение, и сейчас обязанности помощника выполняет безукоризненно. Кому ж еще должность предназначена?!
Этого момента Федор ждал с затаенным страхом в душе – а вдруг мимо него пройдет, такое не раз бывало. А ведь помощник – это звездочка титулярного советника в петлицах, подпоручику армейскому равен, о ф и ц е р у! Как тут не опасаться и в страхе не пребывать?!
Аппарат застрекотал, из него поползла длинная бумажная лента, утыканная точками и росчерками стальной иглы. Федор принимал ее с ножницами в руке, быстро нарезая полоски, а Пузо умело и сноровисто тут же их прижимал к планшету, где тонкими полосками был заранее нанесен клей. А как иначе – за ошибки при расшифровке или передаче телеграмм карали страшно, а потому планшеты хранились год, так что их могли взять для проверки в любое время чиновники из второго отделения царской канцелярии.
– Прием окончен, – чисто по-приказному произнес Федор и уселся за аппарат. Положил руку на ключ и отстукал подтверждение. Затем взял планшет и, смотря в него, стал превращать на листке бумаги знаки в буквы.
