– Кто?
– Неважно... – Парень окинул взглядом Алину с головы до
ног и с улыбкой сказал: – А ты симпатичная.
– Ты тоже ничего, – хмыкнула она.
– Меня Максом зовут. Сокращенно от Максимилиан. Ништяк
имечко, да?
– А что, хорошее... Не как у всех.
– Это точно! – Макс весело подмигнул Алине. – Ну
что, красавица, мне интервью дашь?
– Я же сказала.
– Да ладно тебе! Всего-то ответь на пару-тройку вопросов.
– Мне некогда.
– На свидание торопишься?
– Нет, к маме в больницу.
Парень сразу стал серьезным:
– Извини.
– Да ничего.
– А давай я тебя довезу и по дороге поговорим.
– А ты на чем? – Макс представлялся Алине сидящим на
классном мотоцикле.
– На машине. Если, конечно, ту рухлядь, на которой я езжу,
можно так назвать. – И молодой человек указал на припаркованный рядом
«Москвич» ужасающего оранжевого цвета.
– Да, тачка у тебя, конечно...
– Не тачка красит человека, а он ее, – философски
заметил Макс. – Так что, поехали?
– Черт с тобой, поехали. Только меня домой сначала отвези,
мне нужно бульон сварить.
– Не надо ничего варить. Я тебя снабжу бульоном по дороге.
– Не поняла?
– У меня мать поваром в ресторане работает, сегодня как раз
ее смена. Забегу, попрошу налить в баночку. Идет?
Алина весело кивнула.
Бульон мама Макса готовила отменно. Галина, попробовав его,
не смогла сдержать восхищенного возгласа:
– Вкуснятина какая! Кто варил?
– Я, – соврала Алина.
– Да не болтай уж, – хмыкнула мать. – Ты у меня в
кулинарном деле бездарь. Снежану, что ли, попросила?
– Нет. И почему сразу Снежану? Свет, что ли, на ней клином
сошелся?
– Как она, кстати?
– Нормально. А вот ты как?
– И я нормально.
– Когда выпишут?
– Нескоро, дочка. Три недели положено держать таких больных,
а я только пять дней тут.
– Ой, мать, пропаду я без тебя!
– Пропасть не пропадешь, но гастрит заработаешь. Бульончик
наверняка сама не ешь, а питаешься всякой сухомяткой.
– Да нет, не волнуйся, я каши ем.
– С каких пор ты научилась их варить?
– А мне Эдик привез такую овсянку, которую только горячей
водой заливать и через пять минут можно есть. Только, сама знаешь, не люблю я
кашу. Мне б капустки твоей тушеной, кабачков... Да и скучно мне, мутер, без
тебя! – Алина, с раннего детства презирающая «телячьи нежности», неуклюже
обняла маму и чмокнула в щеку. – Выздоравливай скорее, ладно?
– Я постараюсь, – бодро улыбнулась Галина.
– Тогда я побежала, ага?
Алина вскочила, но мать задержала ее за руку:
– Постой секунду.
– Что такое?
– Пообещай мне не натворить глупостей.
– В каком смысле?
– С Эдиком. Ты сейчас одна дома, без присмотра. Я
волнуюсь...
– Не волнуйся, мутер! Эдик на Канарских островах, так что
моей девственности ничто не угрожает! Как раз на три недели укатил, – с
привычной легкостью соврала Алина.
И, послав матери воздушный поцелуй, покинула палату.
Выйдя за больничные ворота, Алина остановилась, решая, как
добираться до метро: пешком или на автобусе. Решила пешком, чтобы сэкономить.
– Красавица, тебя не подбросить? – услышала она и не
смогла сдержать радости, узнав голос.
– Макс, ты? – зачем-то спросила девушка.
– Я, – откликнулся тот, высунувшись из окна своего
кошмарного «Москвича». – Запрыгивай.
– Но тебе же надо было ехать по делам...
– Ничего, дела подождут.
Алина нырнула в пропахший бензином салон, плюхнулась на
сиденье и... чуть было не опрокинулась на спину. Совсем забыла, что садиться
нужно аккуратно, потому что в «Москвиче», по словам Макса, все держалось «на
соплях». Дворники, зеркала, глушитель то и дело отваливались, а сиденье
раскладывалось в самый неподходящий момент.
– Поаккуратней, девушка, – хохотнул Макс, – это
вам не «БМВ».
– Это уж точно, – хмыкнула Алина, приняв вертикальное
положение. – Но мне нравится твоя колымага... В ней чувствуется характер!
Ей действительно понравилась раздолбайка Макса. Как и его
потертые джинсы, и рыночная куртка, и потрепанная сумка. Все это не портило
молодого человека, а только подчеркивало достоинства внешности и бесшабашность
характера. А еще Алину привлекло то, что Макс нисколько не стеснялся своей
колымаги и более чем скромного гардероба. Он был так уверен в себе и
самодостаточен, что ему и в голову не приходило занижать свою самооценку. Но
это не означало, что он не стремится к лучшему.
– Когда-нибудь я обязательно куплю себе «БМВ», – заявил
Макс, с третьей попытки заведя мотор. – А еще лучше «Феррари». Очень люблю
спортивные тачки.
– Я тоже.
– Договорились, покатаю!
Так, болтая ни о чем, они ехали по вечерней Москве. Машина
хоть и дребезжала всеми металлическими частями, но катила довольно резво, а
Алине хотелось, чтоб она заглохла. Или чтобы у «Москвича» спустило колесо.
Тогда Макс начал бы менять его на запасное (если, конечно, таковое имелось), а
Алина стояла бы рядом и смотрела, как он работает, а время все текло бы и
текло, отдаляя момент расставания...
– Ну, вот и приехали, – сообщил Макс, затормозив у ее
подъезда. – Доставил тебя в целости и сохранности.
– Спасибо. Готова тебя за это угостить чаем.
– Я бы с радостью, но некогда.
– Дела?
– Они самые! – Он чмокнул ее в щеку. – Давай,
беги... Пока!
– Пока, – машинально проговорила Алина, а в голове
крутилось одно: он не спросил у нее номер телефона и не сказал: «Встретимся
еще?»... – Когда статья выйдет, дашь мне почитать? – схватилась
девушка за соломинку.
Макс кивнул и, помахав на прощание рукой, укатил. А Алина
еще долго стояла у подъезда, прислушиваясь к своим ощущениям и удивляясь им.
Впервые ей стало страшно от мысли, что она больше не увидит человека. И привычная
уверенность в своей неотразимости куда-то подевалась. И спокойствия душевного
не было и в помине. Зато появилось что-то новое, приятно щекочущее изнутри. Но
тогда Алина не нашла определения этому новому (наверное, потому, что еще
никогда не испытывала столь понятного многим чувства, как влюбленность) и
решила больше в себе не копаться, а топать домой и ложиться спать. Утром ей
нужно было рано вставать.
