– В емкостях для специй ничего не хранили?
– Почему же? Хранила, конечно.
– И что?
– Специи, – хмыкнула Алина.
– Я имею в виду, не прятали в них ценности? Многие в муке,
крупе или перце держат золотые украшения, деньги...
– Все мои ценности лежат в шкатулке, стоящей на трюмо в
спальне.
– Вы ее уже проверили?
– Да. Как только вас вызвала, сразу пошла смотреть, не
украдено ли что-то... Могу вас уверить – ничего не пропало. То немногое, что у
меня есть, по-прежнему находится в шкатулке... если не считать сережек в ушах
покойницы.
– А кроме драгоценностей больше у вас брать нечего?
– Если только технику, но она на месте. Денег я дома не
храню. А что еще можно украсть?
– Произведения искусства, к примеру, – ответил Петр,
кивнув на висящую в кухне абстрактную картину.
– Цена этим произведениям – три копейки. Я не коллекционер.
И та мазня, что по стенам развешана, не представляет никакой ценности.
– А документы какие-нибудь не пропали?
– Нет, – ответила Алина и потянулась к графину с водой,
чтобы сделать несколько глотков, но тут из прихожей раздался голос Пашкина:
– Гражданка Валентайн, можно вас?
Алина, мысленно чертыхнувшись, отправилась на зов. Чтобы
попасть в прихожую, пришлось переступать через руку покойницы и ногу присевшего
возле нее фотографа, а потом через ящик с какими-то приспособлениями (скорее
всего, для снятия отпечатков) и горку вывалившейся из горшка земли. Пока Алина
шла по коридору, думала о том, что когда все закончится и оперативники покинут
ее дом, забрав с собой труп, она не сможет остаться в квартире одна. И придется
либо приглашать кого-то к себе, либо уезжать самой. Первое было
предпочтительнее, поскольку мотаться по ночному городу не осталось сил, а
второе проблематично. Позвать она могла только Давида, но мешало твердое
правило не пускать на свою территорию любовников...
– Гражданка Валентайн, – вновь услышала Алина голос
Пашкина. – Вы где там?
– Я тут, – откликнулась она, выходя в прихожую. –
Слушаю вас.
– Интересная у вас фамилия. Английская?
– Не могу сказать, она мне от мужа досталась.
– А он кто по национальности?
– Русский, – коротко ответила Алина, не желая вдаваться
в подробности биографии своего супруга.
– Как я понимаю, вы вместе не живете?
– Правильно понимаете.
– И давно?
– А это имеет отношение к делу?
– Естественно.
– Три с лишним года.
– А ключи от квартиры у него есть?
– Нет. Я переехала сюда после того, как мы расстались. И,
предвидя ваш следующий вопрос, заявляю, что никому не давала ключей от дома,
только горничной.
– И не теряли их?
– Нет.
– А это чьи? – Пашкин указал на лежавшую на полочке
перед зеркалом связку. – Ваши или покойной?
– Светины. Мои в сумке.
– И они родные?
– Да. Дубликаты обычно изготавливаются без изысков, – и
она коснулась указательным пальцем «шляпки» ключа, на которой были выбиты буквы
«А» и «В» – Алина Валентайн. – Так что и Светлана их не теряла.
– Выходит, ваша горничная сама впустила злоумышленника.
Замок-то не взломан.
– Исключено. Свете строго-настрого было запрещено не только
впускать в дом посторонних, но и открывать им дверь.
– Даже соседям?
– В мое отсутствие соседям тут делать нечего.
– А если у них спички кончились или соль?
– Все это пережитки советского прошлого. Кончилась соль –
сходи за ней в магазин, он через дорогу, или закажи с доставкой на дом.
– Ну а если трубу прорвало? Разве прислуга не могла
сантехника вызвать?
– В таких случаях Светлана обязана была позвонить мне, и я
бы решила, что предпринять. Но за тот год, что она у меня работала, никаких
форс-мажорных обстоятельств не случалось. Что не удивительно – дом элитный,
если вы не заметили.
– Как не заметить? В подъезде пальмы, в лифте
зеркала... – хмыкнул Пашкин. И тут же вернулся «к своим баранам»: – Кстати,
ваша домработница вполне могла вас ослушаться и открыть дверь постороннему.
Вещи свои носить вы, я думаю, ей тоже не разрешали, но запрет ей не
помешал... – Опер многозначительно замолчал.
– Да, этого нельзя исключать, – вынуждена была
согласиться Алина.
Теперь она ни в чем не была уверена. Это раньше, до того,
как выяснилось, что Светлана позволяет себе мерить ее одежду, Алина считала
прислугу образцовым работником. Трудолюбивая, аккуратная, исполнительная и, что
немаловажно, не хабалистая. А то у некоторых домработницы вместо того, чтоб
чистоту наводить, с прислугой из соседних квартир треплются, обсуждая своих
хозяев. И ладно бы на лестничной площадке языками чесали, так собираются на
хозяйских кухнях и гоняют чаи. До Светланы у Алины была именно такая. Причем
она тащила в квартиру не только подружек, но и любовника – электрика из ЖЭКа.
Алина, когда узнала об этом, выгнала ту без выходного пособия, а нанимая Свету,
поставила ей главное условие: никаких посторонних в доме. За нарушение –
расчет.
– Позвольте узнать, где комната погибшей? – услышала
Алина следующий вопрос и стряхнула с себя задумчивость. На сей раз к ней
обращался к ней не Николай Пашкин, а Петр. – Мы должны осмотреть ее вещи.
– Светлана была приходящей работницей, так что у нее нет комнаты.
Верхнюю одежду она снимала здесь, в прихожей. – Алина отодвинула дверку
шкафа и указала на серый плащ с пелериной и погончиками на пуговицах – такие
были в моде лет двадцать назад. – А переодевалась она в кладовке, рядом с
гардеробной.
Оперативник аккуратно снял с вешалки плащ, проверил карманы.
Но в них ничего кроме носового платка, двух рублей и пробитого трамвайного
билета, не обнаружилось. Тогда Петр решил осмотреть сумку, висевшую рядом, но
как только взялся за ручку, та оборвалась, и котомка упала за обувницу.
Пришлось оперативнику опускаться на колени и, кряхтя, ее доставать.
– Не очень хорошо ваша домработница справлялась со своими
обязанностями, – заявил он, поднявшись и продемонстрировав свои запыленные
штаны.
– Она была в отпуске. Сегодня первый день, как вышла. Не
успела, наверное, полы помыть. Я хозяйка отвратительная, в отсутствие Светы
вообще ничего по дому не делала.
– Рабочий день у нее сколько длился?
– С десяти до трех где-то... Приходила она четыре раза в
неделю. Я живу одна, и работы по дому немного. Правда, Света мне еще и
готовила, и по магазинам ходила, и счета оплачивала. То есть заодно экономкой
была.
