— Благослови, отец. — Кент мгновенно опустился на колени. Самый благочестивый убийца из всех, которых я когда-либо знал. За ним без колебаний последовал Макин (весьма удивительно для человека, в свое время отдавшего церковь на разграбление).
Казалось, после того как отец Гомст вышел из Геллета, лишь покрывшись легким загаром от Солнца Зодчих, братья считали его чуть ли не осиянным Божьей милостью. Тот факт, что тогда мы все спаслись, имея в распоряжении значительно меньше времени, в расчет не принимался. Что касается меня, то, несмотря на все прегрешения католической церкви, я больше не испытывал, как когда-то, презрения к отцу Гомсту. Его преступление состояло лишь в том, что он был слабохарактерным человеком, неспособным доводить до страждущих божии обетования и спасительную любовь; он не мог даже самого простого: с верой надевать ярмо Римской церкви на шеи своих учеников.
Я склонил голову и слушал слова молитвы. Скрывать истинные мысли и чувства не больно.
На западном дворе собралась моя разношерстная команда, братья проверяли оружие и снаряжение. Такого огромного коня, как у Райка, я никогда не видел.
— Райк, я, пожалуй, бегаю быстрее этого чудовища. — Мне захотелось устроить представление, и я сделал вид, что изучаю коня. — Надеюсь, когда ты его воровал, то плуг с собой не прихватил.
— Прихватил, — ответил он. — Хороший трофей.
— А Мейкэл, случайно, телегу с собой не берет? — Я огляделся по сторонам. — Где он, кстати?
— Пошел за своей серой, — сказал Кент. — Этот идиот ни на какой другой лошади ездить не хочет. Говорит, что не умеет.
— Вот вам пример преданности. — Я стрельнул глазами в Райка. — А где твоя новая жена, Малыш Райки? Разве она не придет попрощаться с тобой?
— Пашет. — Он похлопал своего коня. — Теперь у нее есть работенка.
Из ворот со стороны кухни вышел Горгот и навис темной тенью за спиной Райка. Странно и тревожно видеть нечто на двух ногах, что выше и шире Райка. Из-за горы-Горгота выскочил Гог, подбежал ко мне, схватил за руку. И я позволил ему. Не многие могли взять меня за руку после того, как в ней укоренилась некромантия. Мои пальцы не просто холодные, они несут в себе смерть. Цветы, дотронься я до них, вянут и умирают.
— Брат Йорг, куда мы отправляемся? — Несмотря на хрипловатое потрескивание, это был голос ребенка.
— Нам надо найти Повелителя огня, чтобы не было больше пожаров в моей спальне, — сказал я.
— Больно будет? — Он посмотрел на меня своими огромными глазами — настоящие озера черноты.
Я пожал плечами:
— Возможно.
— Страшно, — сказал он, крепче сжимая мою руку. Я чувствовал жар в его пальцах. Может быть, он растопит холод моих? — Страшно.
— Нечего бояться, мы на правильном пути, — подбодрил я его.
Гог нахмурился.
— Ты должен победить свои страхи, Гог. Убить их. Они твои настоящие и единственные враги.
— Ты ничего не боишься, брат Йорг, — сказал он. — Король Й…
— Я боюсь сгореть, — перебил я его. — Особенно в собственной постели. — Я оглянулся и посмотрел на братьев, укладывавших оружие и провиант. — Брат Роу, помнишь, у меня был кузен, который любил жечь людей?
— Да, — закивал головой Роу.
— Его звали Марклос. Расскажи, Роу, что с ним случилось.
Роу осторожно потрогал кончик стрелы.
— Ты был один, Йорг, а его окружала сотня солдат, но ты подошел к нему и убил.
Я посмотрел на Гога.
— А еще я боюсь пауков. Они так страшно шевелят лапами и так страшно таятся по углам. И прыгают вот так. — Я растопырил пальцы и пошевелил ими. — Брр.
Я снова повернул голову в сторону Роу.
— Роу, как я справляюсь с пауками?
— Как-то чудно, — Роу сплюнул и засунул в колчан последнюю стрелу. — Сейчас, Гог, я расскажу тебе одну историю, она тебе понравится. — Роу снова сплюнул. Брат Роу любил плеваться. — Пришлось нам однажды целую неделю провести в амбаре. Прятались там. Но мы не голодали. Благо зерна и крыс там было навалом. Похлебка получалась что надо. Вот только Йорг отказывался ее пробовать. В амбаре пауков была тьма-тьмущая. Такие огромные с волосатыми лапами. — Роу растопырил пальцы, так что хрустнули костяшки. — Целую неделю Йорг охотился за ними. Целую неделю ничего не ел. Не ослаб и не подох.
— А в конце недели и крысиная похлебка показалась вкусной, — сказал я.
Гог нахмурился, он заметил блестящую штуковину на моем запястье.
— Что это? — спросил он, тыча в нее пальцем.
Я задрал рукав и поднял руку вверх так, чтобы все видели.
— В сокровищнице моего дядюшки я нашел две вещицы, которые стоят дороже всего золота, что там хранится. И я решил захватить их с собой, вдруг понадобятся. — Я внимательно посмотрел на Райка, желая убедиться, что он тоже увидел сокровище. — Не стоит ночью рыться в моей седельной сумке, Малыш Райки. Если хочешь завладеть вещицами, попробуй сделать это сейчас.
Райк усмехнулся и подтянул подпругу.
— Сверкает, — зачарованно смотрел на серебро Гог.
— Зодчие сделали, — сказал я. — Древняя штуковина. Ей тысяча лет.
Роу и Кент подошли поближе, чтобы рассмотреть серебряную вещицу.
— Мне сказали, что эта штуковина называется «часы», — сказал я. — Вы сейчас сами поймете, почему.
По правде говоря, я и сам не раз эти часы рассматривал. Под стеклом был круг с черточками, обозначавшими двенадцать часов и шестьдесят минут, и две стрелки, которые двигались: одна медленно, другая еще медленнее. Стрелки показывали время. С благоговейным трепетом кончиком ножа я открыл заднюю крышку часов, она подалась легко и повисла на маленькой петельке, словно Зодчие знали, что я пожелаю заглянуть внутрь. Я внимательно изучил внутренности часов. Внутри колесиков вращаются колесики, крошечные, зубчатые. Я никак не мог понять, как удалось сделать их, да еще заставить двигаться с такой точностью. Для меня это чудо было превыше рукотворного солнца и его ослепительного свечения.
— А вторая штуковина? — спросил Райк.
— Вот она, — из глубокого кармана штанов я достал второе сокровище и поставил на каменную плиту: серебряный клоун с вмятинами и потертостями, со следами краски на курточке, волосах и носу.
Кент попятился.
— Похож на дьявола.
Я встал на колени и отпустил фиксатор сзади на голове клоуна. Дергаясь и потрескивая, клоун начал топать ногами и хлопать крошечными тарелочками, которые он держал в руках. Он крутился на месте, танцуя и громыхая. Райк начал хохотать. Но не типичным для него злобным «ха-ха-ха», а по-настоящему.
— Это похоже… похоже… — он никак не мог выговорить.
Остальные тоже не смогли сдержаться. Сим и Мейкэл раскололись первыми, Грумлоу пофыркивал из-под щетки усов. И, наконец, Кент, а за ним и Роу расхохотались, как дети. Гог удивленно смотрел на всеобщее веселье. Даже Горгот широко улыбнулся, обнажая коренные зубы, огромные, как могильные камни.
