— Чем могу служить вам, лорд Каласади? — спросил я.
Он держал себя как истинный аристократ, хотя блеска золота на нем не было видно. Я счел его человеком благородного происхождения по его одежде и аккуратным завиткам волос и короткой бороды. Богатство позволяет быть ухоженным, а ухоженность говорит о богатстве, даже если человек, им обладающий, вкусы имеет скромные.
— Просто Каласади, — сказал марокканец.
Мне он нравился. Нравился без всяких причин. Иногда такое со мной случалось.
Марокканец присел и тонкой палочкой из слоновой кости, которую он извлек из рукава, написал на земле цифры.
— Здесь меня называют математиком, — пояснил марокканец.
— А как вы сами себя называете? — поинтересовался я.
— Нумерологом, — ответил он. — Скажи мне, что ты видишь.
Я посмотрел на начертанное.
— Это знак корня?
— Да.
— Я вижу простые числа здесь, здесь и… вот здесь. Это рациональное число, а это — иррациональное. Я вижу семейство. — Я очерчивал группы знаков носком сапога, в отдельных местах круги перехлестывались. — Действительные числа, целые числа, комплексные числа, сложные числа.
Марокканец застрочил своей палочкой, символы текли ручейком, эти я помнил смутно.
— Что видишь? — снова спросил марокканец.
— Часть интегрального исчисления. Но это уже за пределами моих познаний. — Мне было неприятно признать поражение, хотя разумнее было придержать язык уже на простых числах. Гордость — мое слабое место.
— Интересно. — Каласади стер свои письмена, словно они могли представлять угрозу для непосвященных.
— И что, вы меня вычислили? — спросил я. — И какое же мое магическое число? — Я слышал много всяких историй о математиках. По большому счету, они мало чем отличаются от ведьм, астрологов и предсказателей, одержимых желанием заглянуть в будущее, раздающих ярлыки, обчищающих карманы простаков и дураков. Скажи мне сейчас математик что-нибудь о славе, уготованной принцу Стрелы, мне было бы трудно удержать себя в узде. А скажи он, что я родился в год Козла, я бы совершенно точно не смог сдержаться.
Марокканец улыбнулся, вновь обнажая свои черные зубы.
— Тройка — твое магическое число, — сказал он.
Я рассмеялся. Но лицо у марокканца было серьезным.
— Тройка? — Я покачал головой. — Выбор цифр большой. Тройка кажется немного… предсказуемой.
— Все предсказуемо, — сказал Каласади. — Суть моего искусства заключается в расчете вероятностей, которые порождают предсказуемость, а предсказуемость в свою очередь ведет нас к расчету времени, и в конечном итоге, мой друг, все сводится к вопросу о времени. Разве не так?
Его слова имели смысл.
— Но тройка? — Я махнул рукой, ощущая в этом что-то оскорбительное. — Тройка?
— Это первая цифра твоего магического числа. У тебя их целый ряд, — сказал Каласади. — Следующая — четырнадцать.
— Вот это уже другой разговор. Четырнадцать. Это я могу принять. — Я присел рядом с ним, поскольку, казалось, он не желал подниматься. — Но почему четырнадцать?
— Это твой возраст. Разве я ошибаюсь? — спросил он. — И это ключ к твоему имени.
— Имени? — Я напрягся; несмотря на жару, по спине побежали холодные мурашки.
— Я бы предположил с большой долей вероятности — Онорос. — Марокканец что-то написал на земле и поспешно стер.
— Скорее всего — Анкрат. И возможно — Йорг.
— Я поражен, как все это можно извлечь из цифры четырнадцать, — сказал я, размышляя, стоит ли свернуть ему шею и нестись со всех ног к пристани. Но не таким я хотел предстать перед отцом своей матери и ее братом. Не такого Йорга знала моя мать.
— Я вижу в тебе черты Стюардов. Особенно глаза, нос, и лоб тоже. Ты сказал, что ты из Анкрата, и это подтверждает твой акцент, цвет волос и лица. Почти все Стюарды получают имя Онорос. Ты мог бы быть бастардом, но кто обучает бастарда до интегрального исчисления? Но если ты законнорожденный, то, как Стюард из Анкрата, ты можешь носить имя Анкрата. А кто из них молод как ты? На ум приходит Йорг Анкрат. Ему около пятнадцати.
Я не был до конца уверен, прав ли я в том, что мне нравился этот нумеролог, но его знания и логика произвели на меня впечатление.
— Эффектно, — сказал я. — Далеко от истины, но эффектно.
Каласади пожал печами.
— Я старался. — Он кивнул головой в сторону столовой. — Обед ждет вас.
Я выпрямился и пошел через двор к столовой. Остановился.
— Но почему тройка?
Каласади нахмурился, словно пытался вспомнить что-то ускользнувшее.
— Три шага за пределы? Три ступеньки в карете? Три женщины, которые будут тебя любить? Три брата, потерянные в путешествии? Магия в первой цифре, математика во второй.
От слов «три шага» меня бросило в холодный пот, словно Каласади выжал из меня то, что я бы предпочел никому не показывать. Я ничего не сказал и продолжил свой путь. Перед глазами стояла ночь, черное небо рассекали молнии, страшно зияла пустотой карета, и я висел в терновнике.
Я не помнил, как оказался за столом, и гадал, сколько времени пройдет, прежде чем Каласади представит свои расчеты моему дяде. Он, вероятно, разрушит мою игру, но в этом нет опасности.
— Ты что, не голоден? — Напротив меня сидел тот самый стражник, что встретил меня у ворот. Солнечный.
Я посмотрел на свой обед и сделал усилие, чтобы вернуться на землю.
— Что это? Кто-то наблевал в мою чашку?
— Кальмар со специями. — Стражник сложил пальцы щепоткой и поцеловал, причмокнув: — Мма.
Я подцепил щупальце, сунул в рот — это уже само по себе было подвигом — и принялся жевать. Ощущение было такое, будто я жевал голенище сапога. Если б еще для пущего сходства поджарить это голенище на костре. И специи всегда кстати. Чуть соли, немного перца, лавровый лист в суп, пара гвоздичек в яблочный пирог. Однако на Лошадином Берегу, похоже, любили специи, обжигающие язык и вышибающие слезу. Но я один раз попробовал обжечься снаружи, и мне это не понравилось, поэтому я не видел смысла обжигаться изнутри. Я выплюнул щупальце обратно в миску.
— Настоящая гадость! — сказал я.
— Я бы съел это за тебя, — сказал стражник. — Но ты плюнул в чашку. Меня, между прочим, Грейсан зовут.
— Уильям из Анкрата, — сказал я, беря краюху хлеба и осторожно откусывая. Вдруг пекарь вместе с мукой сыпнул пригоршню перца в квашню?
— А что тут за марокканец? — спросил я и провел пальцем по зубам, словно «марокканца» было недостаточно, чтобы понять, кого я имею в виду.
— Ты встретился с Каласади? — усмехнулся Грейсан. — Он ведет здесь бухгалтерию. Чудеса творит с местными торговцами. Устраивает графу Хансу хорошие контракты. Но самое главное его достоинство в том, что он выдает жалование стражникам и никогда его не задерживает. Пять лет назад бухгалтерию вел монах Джеймс. Мы могли и месяц сидеть без гроша. — Грейсан покачал головой.
