— Каким ядом ты пользовался, Уильям? — спросил он.
В тусклом свете я посмотрел на свою руку. В том месте, где меня укусил паук, рука сделалась бордовой.
— Яд? — спросил я.
— Я пришел сюда не в игры играть, юноша. Я оставлю тебя гнить здесь. Если они умрут раньше, чем ты заговоришь, граф выпишет мавританских палачей поработать с тобой.
Лицо исчезло.
— Подождите! — Я быстро вскочил на ноги, идея с мавританскими палачами мне не понравилась. Какими бы ни были палачи, упоминание о них не может вызвать ощущение комфорта. — Скажите, что случилось, и я все расскажу. Клянусь Иисусом.
Лорд развернулся и собрался уходить.
Я бросился к двери и припал к окошку.
— Я могу спасти их, — солгал я. — Только скажите, кто пострадал.
Лорд Йост повернулся, и я вознес хвалу не небу, а тому, кто надоумил людей лгать.
— У всех стражников дневной смены бредовое состояние, — сказал он. — Несколько из них ослепло.
— Я единственный в нормальном состоянии, и потому меня сочли виновным?
— Очевидно, что ты — ассасин. Возможно, один из тех, кто состоит на службе у Олидана из Анкрата. Если ты дашь противоядие, я гарантирую тебе быструю смерть.
— У меня нет противоядия, — сказал я, недоумевая, кому понадобилось травить стражников.
— Какой яд ты использовал? Ты обещал все рассказать.
— Если я ассасин, почему вы думаете, что я сдержу данное обещание? Я не могу их вылечить, потому что я никого не травил.
Лорд Йост сплюнул (неаристократический жест), развернулся и пошел прочь.
— Подождите. Это могли сделать марокканцы. Зачем королю Олидану травить стражников? Он не собирается посылать армию за тысячу миль, а марокканцы планируют набег.
Он повернул за угол.
— Я не отравился, потому что я ничего не ел! — закричал я ему вслед.
Эхо шагов стихло.
— Потому что ваша еда — дерьмо! — крикнул я.
Я был один.
В темноте ко мне пришел мертвый ребенок, он мрачно наблюдал за мной, голова безвольно висела на сломанной шее. Миллион раз я гадал: неужели там, на кладбище, я убил Катрин? Был ли это мой ребенок, который никогда не родился, потому что я убил его мать? Или это был один из тех детей, чья кровь на моих руках? Дети Геллета. И потребовался монстр, чтобы сделать их реальными для меня. Монстр не по внешнему виду. Монстрами я называл Гога и Горгота. Челла и я были мерзкими по своими делами, но не внешне.
Но почему отравили стражников? Это могли сделать марокканцы, но им вряд ли удастся захватить замок в результате одного набега, они не могут отравить всех воинов до единого. И неразумно таким способом оповещать о своем нападении. Неразумно предупреждать, если ты планируешь молниеносный налет на удаленные города и церкви.
Меня осенило, и словно железными тисками сдавило желудок, водянистая блевотина изверглась фонтаном на пол камеры. Я упал на руки.
— Черт.
Мрак обступил меня и давил, я прижался щекой к холодному каменному полу. Шрам горел, словно светящиеся осколки Гога все еще были там.
Возможно, и я был отравлен. Но почему яд так долго действует на меня? Конечно же, не по причине моего крепкого северного телосложения и здоровья. И я практически ничего не ел. Краюху хлеба. И ложку горького риса.
Меня нужно было изолировать. И камера подземелья подходит для этого как нельзя лучше. Кто-то побеспокоился, чтобы я никуда не смог пойти, каким бы сильным ни было мое желание.
Я поднялся и подошел к двери. Лорд Йост ушел и унес с собой фонарь, света почти не было — лишь несколько пыльных лучей: возможно, пробивалось солнце, освещавшее внутренний двор, если там был день, или это горел факел в конце коридоров, по которым меня тащили. В любом случае этого призрачного света для глаз, привыкших ориентироваться в темноте, было достаточно, чтобы разглядеть углы и случайные детали. Я осмотрел маленькое окошко в двери. Мог бы просунуть в него руку, если бы не решетка. Деревянные планки в три пальца толщиной. Твердая древесина. Потребуется неделя, чтобы ножом проделать отверстие.
Что-то быстро пробежало у меня за спиной. Крыса. Я мог определить ее в темноте по шуму. Я метнул кинжал. У братьев была такая игра. Поражать в темноте крысу. Грумлоу был лучшим игроком. Мы часто просыпались и находили крысу, пришпиленную к земле кинжалом. Случалось, неприятно близко от моей головы.
— Попалась.
И поскольку утра ждать не надо было, я рукой на ощупь нашел крысу и вытащил нож. Вернулся к двери с решетчатым окошком. Надавил на решетку, проверяя, насколько прочно она крепится. Прочно. Забавно, как часто наша жизнь зависит только от твердой полоски металла. Лезвия ножа, кандалов, гвоздя. Горгот, наверное, одной рукой вырвал бы эту решетку. А я не могу. Я дергал, пока не содрал кожу на руках. Никакого результата.
Отступил от двери и снова сел на пол. Погрузился в размышления. В результате я подошел к окошку и стал истошно кричать и просить выпустить меня.
Так я кричал, пока не осип, но в конце концов свет сделался ярче, и он приближался. Раскачивался в такт фонарю.
— Заткни свой рот, мальчишка, а не то…
— Ты будешь кричать вместо меня? — спросил я, прижимаясь к двери.
— А ты хотел бы, чтобы я это сделал? Открыл тебе дверь? Я слышал о бое с мастером меча Шимоном. Посули мне золотой, но даже тогда я не открою тебе. Ни за что. И если ты сейчас не заткнешься, то я помогу тебе.
— Послушай, прости. Давай поговорим по-другому. — Я просунул в окошко часы и опустил их так, чтобы они попали на выступ рамы. — Вот, возьми, они стоят сотню золотых. Просто принеси мне что-нибудь поесть.
Я присел и вслушивался в звуки. Напряженно вслушивался.
Тюремщик подошел, чтобы проглотить наживку, я просунул руку, обдирая локоть, в отверстие для подачи еды, которое находилось внизу двери, и схватил его за лодыжку. Резкий крик, и тюремщик упал. Я покрепче обхватил его и потянул ногу к отверстию, он не сопротивлялся.
— Проклятье.
При падении этот болван ударился головой и потерял сознание. Я собирался ножом отсечь ему пальцы, если он не даст мне ключ. Трудно запугать человека, когда он без чувств.
Я взял убитую крысу. Она была еще теплой.
Способов использовать дохлую крысу не так уж много. В другой раз я расскажу о них подробнее. Тот способ, который я выбрал, был не самый простой. Заставить дохлую крысу снова бегать оказалось сложнее, чем заставить брата Роу нырнуть в грязь. Трудно понять ее и влезть в ее шкуру. Я готов был уже отказаться от этой затеи, как мне пришло в голову сконцентрироваться на чувстве голода, и крыса задергалась у меня в руках. Как выяснилось, даже дохлая крыса не перестает думать о поисках пищи. Но мне пришлось еще немало постараться, прежде чем я выпустил крысу в отверстие для подачи еды.
