— Ладно, давай карты, — милостиво согласилась я.
— Вот и отлично. Сейчас я тебя обыграю, — самодовольно заявил он, усаживаясь возле меня на мостовую.
— Подожди-ка, а у тебя карты часом не краплёные? — подозрительно нахмурилась я.
— А что, разве есть альтернатива? — отозвался Алисдейр. — Или ты прячешь в корсете запасную колоду? Так пожалуйста, если надо, я даже могу помочь достать.
— Вот уж чего тебе никогда не светит, так это узнать, что я прячу в корсете.
— А я не стремлюсь. Так мы играем?
— Конечно. Во что?
— В "верю-не-верю".
— Так вдвоём же неинтересно!
— Ничего, спорим, я всё равно тебя обыграю?
— Это ещё с какой стати? Давай, раздавай! Только учти, у меня с собой всего несколько монеток. Как-то не рассчитывала, что могут понадобиться деньги.
— Ничего, ты играй пока на то, что есть, а дальше разберёмся по ходу дела.
Он принялся сдавать карты.
— Эй, вы чего это тут устроили? — подскочил к нам возмущённый стражник. — Не положено!
— Что не положено? — холодно спросил Кентон. — Существует закон, запрещающий человеку играть в карты у позорного столба?
Стражник замялся.
— Да нет, вроде не существует, — признал он.
— Ну так занимайся своими делами и не мешай, — отрезал высокомерным тоном Кентон и повернулся ко мне: — Начинай.
Я положила на мостовую две карты рубашкой вверх.
— Две семёрки.
— Верю, — не задумываясь, сказал Кентон, и я со вздохом забрала карты обратно.
— Две дамы, — произнёс Алисдейр, в свою очередь выкладывая пару карт в закрытом виде.
— Верю, — кивнула я, принимая карты.
И тут же чертыхнулась: Алисдейр умудрился впарить мне шестёрку и короля. Ладно, дальше придётся быть повнимательней. А между тем передо мной уже лежали целых семь карт.
— Семь тузов, — нахально заявил Кентон.
— Не верю! — ответила я и, вытянув руку, перевернула третью карту справа… Которая, ясное дело, оказалась тузом.
Пришлось, возмущённо сопя, увеличить количество имевшихся в моём распоряжении карт на семь штук. Тузами, кстати сказать, из них оказались только две, третья справа и вторая слева.
Одним словом, партию я проиграла. Пришлось расстаться с одной из своих монет. Кентон извлёк из-за пояса флягу с вином, предложил её мне и после моего отказа отхлебнул сам. И принялся снова сдавать.
Тем утром проходившие через главную площадь люди могли наблюдать странное зрелище. Возле позорного столба, под табличкой с надписью "За воровство", сидели два человека, мужчина и женщина, и азартно резались в карты. С их стороны то и дело доносились такие возгласы, как "Ты жульничаешь!", "Я тебя выведу на чистую воду!" и "Даже не надейся!". Рядом на мостовой, под всё тем же столбом, валялись карты, мелкие монеты и фляга с вином. Люди вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть столь необычную картину, но поглощённые очередной партией игроки не обращали на них ни малейшего внимания.
Проблема заключалась в том, что буквально за полчаса Кентон умудрился обобрать меня до нитки.
— Ты жульничаешь! — в очередной раз возмутилась я.
— Как можно сжульничать в "верю-не-верю"? — отозвался он. — В этом самая суть игры.
— Вот именно, ты прирождённый жулик! Когда я буду писать статью про карточных шулеров, непременно возьму у тебя интервью.
— Нет, только не это! — воскликнул Кентон. — Хочешь, я проиграю тебе прямо сейчас? Хотя не скрою, это будет тяжело…
— Не задавайся. Лучше скажи, в чём секрет. Как тебе удаётся всё время выигрывать?
— Даже не пытайся! Думаешь, начнёшь меня интервьюировать, а я даже не замечу?
Остановившийся в десятке ярдов от нас мальчишка, опустившись на корточки, принялся скатывать в ладонях комок грязи. Кентон как бы невзначай извлёк из-за пояса кинжал и принялся поигрывать им в руке. Мальчишка погрустнел и быстро ретировался.
— Ты лишил меня всех денег, — пожаловалась я. — На что я теперь буду играть?
— Надо подумать, — протянул Алисдейр. — На раздевание?
— Сейчас, размечтался! — отрезала я. — Может, ещё вокруг столба сплясать?
— Ладно, давай на что-нибудь другое, — не стал возражать он. — Есть предложения?
— На интервью? — хитро прищурилась я.
— Так и знал, что ты предложишь что-нибудь непристойное! — возмутился Кентон.
— Что ты тогда сам предлагаешь?
— Ну, например, на поцелуй.
— До чего же интересно, — восхитилась я. — То есть если я проигрываю, то ты целуешь меня, а если я выигрываю, то я целую тебя? Мне даже страшно подумать, что происходит в случае ничьей!
— Не хочешь на поцелуй, давай на что-нибудь ещё, — пожал плечами Кентон.
— Нет, отчего же! Больше, кажется, всё равно не на что. Но с условием: один поцелуй только за три выигрыша подряд.
— Годится.
Стоит ли уточнять, что этот шулер обыграл меня три раза подряд без малейшего труда?
Поджав губы, я недовольно стрельнула в него глазами.
— Можешь расплатиться как-нибудь в другой раз, — отмахнулся Кентон, принимаясь снова сдавать карты.
— Ты что же, считаешь меня неплатежеспособной?
Я почувствовала, что начинаю злиться.
Отложив карты в сторону, Кентон посмотрел на меня с видимым интересом.
— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
— Вовсе нет! — воскликнула я. — Но проигрыш в карты — это вопрос чести. К тому же я терпеть не могу влезать в долги. С них потом набегают проценты. Больше того, ты можешь поставить свой выигрыш на кон в игре с кем-нибудь другим. И если проиграешь, мне придётся целоваться совсем уж с первым встречным. А если он окажется какой-нибудь косой или кривой? Первые встречные всякие бывают, уж я-то знаю!
— Так и быть, на твой поцелуй я буду играть только с писаными красавцами, — язвительно пообещал он.
— Послушай, — в моём голосе прозвучала угроза, — либо ты берёшь свой выигрыш прямо сейчас, либо можешь забыть о нём раз и навсегда.
Я, конечно, понимаю, что сегодня не в лучшей своей форме, но в конце-то концов, что у меня, рога на голове выросли, что ли?
— Так бы сразу и сказала.
Кентон перебрался поближе, положил руку мне на затылок, на мгновение заглянул в глаза, а потом коснулся моих губ своими. Интеллигентный человек, возможно, счёл бы, что такой оплаты достаточно, но этот особенной добропорядочностью явно не отличался. Поэтому он принялся закреплять успех, настаивая, завоёвывая, захватывая то мою нижнюю губу, то верхнюю, то обе сразу… что же касается меня, то я поступила так, как если бы мы сыграли вничью. А что, это хоть как-то компенсировало уязвлённую проигрышем гордость.
