Граф и барон остановились непосредственно напротив столба, недвусмысленно продемонстрировав, что прибыли на площадь именно за этим.
— Распакуй его, — велел стражнику Рейвен, и тот принялся торопливо проворачивать ключ в запирающем колодки замке.
Оказавшись на свободе, Кентон моментально, хоть и не без труда, разогнулся и застыл, меряя графа тяжёлым взглядом.
— Теперь ты понял, кто хозяин в Торнсайде и кому здесь нельзя идти наперекор? — спокойно спросил Рейвен.
Кентон промолчал.
— По-моему, он ничего не понял, — заявил Майлз. — И это меня не устраивает. Слушай, ты, ублюдок, — он шагнул вперёд, подходя к Кентону почти вплотную, — либо ты сейчас встанешь передо мной на колени и поцелуешь мои сапоги — и тем покажешь, что хорошо усвоил сегодняшний урок, — либо пеняй на себя. Я жду!
Я схватилась руками за голову. Реакцию на такое предложение несложно было предвидеть. Ну же, Кентон, не глупи! В конце-то концов, ничего от тебя не отвалится!
Но нет, разумеется, нет.
— Такой вариант подойдёт? — осведомился Кентон и плюнул Майлзу на сапоги.
И, я отлично видела, это он ещё основательно сдерживал свою ярость.
Зато барон сдерживать ярость не стал, сразу же ударил Кентона левым кулаком в челюсть. Тот отшатнулся, а дальше охранники поспешили позаботиться о том, чтобы у их хозяина не оказалась сломана заодно и вторая рука. Хотя я лично считаю, что симметрия — это красиво.
— Заключите его обратно, — пожал плечами Рейвен, и руки и шею Кентона снова просунули в колодки, а стражник повторно запер замок. — Раз урок усвоен не был, пускай проторчит здесь двое суток, — жёстко продолжил он, сверля Алисдейра взглядом. — Без перерыва на сон. Без еды и питья.
— Двое суток?
Стражник был удивлён настолько, что даже решился переспросить.
— Я разве неясно выразился? — раздражённо отбрил его Рейвен.
Не выдержав, я выступила вперёд.
— Вы сошли с ума, — решительно заявила я, глядя графу прямо в глаза. — Отмените этот приговор немедленно. Он же может умереть.
— А, это ты, — спокойно отозвался Рейвен. — Ну и что с того, что может умереть? Я могу приговорить его и к виселице, если сочту нужным, тогда он умрёт наверняка. Так что я ещё поступаю вполне гуманно.
Я сильно сомневалась в том, что вариант с виселицей — менее гуманный, чем нынешний, но от высказываний на этот счёт воздержалась. Не стоило подавать графу лишних идей.
— Впрочем, если захочешь, ты можешь облегчить его страдания, — заметил Рейвен. — Если придёшь ко мне сегодня ночью, я его отпущу.
— Даже не вздумай, — процедил Кентон.
— И не подумаю, — подтвердила я. — Кто он мне, муж, брат, сват?
— Ну, так и иди отсюда, — равнодушно передёрнул плечами граф.
Я отступила обратно в тень, но уходить не стала.
— Ты всё понял? — снова повернулся Рейвен к стражнику.
— Так точно.
На этот раз солдат ответил по форме, вытянувшись по стойке смирно.
— Вот и отлично. Пойдём, — бросил Майлзу граф. — Нам здесь больше делать нечего. За эти два дня спесь спадёт с него навсегда. Если захочешь взглянуть на это жалкое зрелище, можем вернуться сюда послезавтра.
— Он не уйдёт отсюда до тех пор, пока не поцелует мне сапоги, — предупредил барон. — Или пока его не вынесут отсюда ногами вперёд.
— Да поцелует, куда он денется, — заверил его Рейвен.
— Даже не мечтай, — процедил Кентон. — Я скорее отправлюсь отсюда в могилу.
— Значит, отправишься, — всё так же невозмутимо согласился граф. — Такой вариант нас тоже вполне устроит.
Я молча следила со своего места за тем, как они удаляются с площади. И лишь после того, как топот шагов с соседней улицы перестал доноситься до моих ушей, снова подошла к Кентону.
— Ты — идиот! — закричала на него я. — Что тебе стоило немножко ему подыграть?
— Подыграть?! — яростно переспросил он. — По-твоему, я должен был унижаться перед этим крысёнышем?!
— Запомни раз и навсегда: человека унижает не то, что он делает, а то, КАК он это делает, — рассерженно заявила я. — Можно и ноги поцеловать так, чтобы остаться при этом на высоте.
— Что-то я в этом сомневаюсь.
— И очень напрасно, — отрезала я. — Если на то пошло, то жалок во всей этой ситуации был именно Майлз со своими идиотскими претензиями. У человека комплекс неполноценности. Его в детстве недолюбила мама, или папа слишком часто порол, или соседская девочка отобрала любимую куклу. Он жаждет самоутверждения и обратился за помощью к тебе. Что, так жалко было пойти ему навстречу?
— Слушай, шла бы ты домой, — устало произнёс он. — Без тебя тошно.
Я пожевала губами, потом поправила съехавшую набок сумку.
— Я вернусь.
С этими словами я решительно зашагала прочь по мостовой.
На площадь я уже не вернулась. Оказавшись на прилегающей на ней улице поздно вечером, когда в городе стало темно, а люди в большинстве своём сидели по домам, я осталась дожидаться в крытой повозке, на которой сюда и приехала. Поэтому я не видела того, как трое одетых в тёмное мужчин тенью проскользнули на площадь. Не видела, как один из них неслышно подкрался к зевающему на посту стражнику и обеспечил ему незапланированный, но продолжительный отдых одним коротким ударом по голове. Я не имела возможности наблюдать, как, погнушавшись возиться с замком, другой мужчина раскрыл колодки при помощи пары инструментов, по ходу дела безвозвратно приведя их в негодность. Не видела, как он вместе с одним из своих напарников подхватил на руки Кентона, который, лишившись предоставляемой колодками опоры, рухнул, как подкошенный.
Когда, спустя не более двух минут, все четверо добрались до повозки, я соскочила на землю и отогнула полог, помогая уложить Кентона внутрь.
— Мой человек довезёт вас до дома, — сказал мне затем один из людей в тёмном. — Не беспокойтесь: мы умеем заметать следы.
— Знаю, — кивнула я.
— И то правда, — усмехнулся он. — Надо будет освежить память, перечитав статью, а то я уж начал подзабывать нашу тогдашнюю беседу.
— Сколько я вам должна?
— Ну что вы! Нисколько. Всё сделано на исключительно добровольных началах, из личного уважения к вам. К тому же мне и самому давненько хотелось снести к чёртовой матери эту деревянную штуку. У них уйдёт время на то, чтобы обзавестись заменой, — удовлетворённо отметил он.
— Спасибо.
Я крепко пожала ему руку, и он ответил не менее душевным рукопожатием.
— Чуть что, обращайтесь.
Подмигнув мне на прощанье, он сделал знак одному из своих людей, и они вдвоём почти мгновенно растворились в ночной темноте. Третий запрыгнул на козлы, я забралась обратно в фургон. Повозка потихоньку запрыгала по умостившим улицу камням. Я устроилась внутри, положив голову Кентона себе на колени, и снова поднесла ему флягу. На этот раз он взял её сам, хотя затекшая рука слушалась с трудом.
