А на следующий день Эллина уехала.
Глава 4
Не прошло и недели со дня возвращения Эллины из Германии,
как о себе дал знать Макарский. Он позвонил Графине домой и, представившись,
назначил встречу на том же месте, в тот же час. Когда она там появилась,
Макарский уже сидел на лавочке. Эллина опустилась рядом с ним и неторопливо
закурила. Тем самым она хотела показать, что не боится ни его, ни учреждения, в
котором он служит.
– Вы не оправдали наших надежд, Эллина Александровна, –
сказал Макарский с деланой грустью.
– Что вы говорите? – так же наигранно расстроилась
Графиня. – А я так старалась... Делала все, что вы мне велели. Все
запоминала и даже записывала... – Она вынула из сумочки тетрадку, на
страницах которой на самом деле было подробно описано, как Эллина проводила
дни: куда ходила, с кем встречалась. – Не желаете прочесть мой отчет?
– Что вы подсыпали фон Штайнбергу, чтобы довести его до
приступа? – спросил он, а на протянутую ему тетрадь даже не взглянул.
– О чем вы?
– Не стройте из себя дурочку, – процедил
Макарский. – Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы, гражданка Берг, все
очень хорошо придумали: и собой не рисковали, и приказа не ослушались. То есть
остались в стороне, спасая свою расчудесную шкурку! А на то, что из-за
этого сорвалась серьезнейшая операция, вам, естественно, начхать...
– У Хайнца стало плохо с сердцем! Что я могла поделать?
Макарский вперил в нее тяжелый взгляд. Эллина выдержала его,
но чего ей это стоило! Внутри ее дрожал каждый нерв, а кожа то покрывалась мурашками
озноба, то увлажнялась от накатившего ни с того ни с сего жара...
– Можете идти, – сухо сказал Макарский.
Эллина рывком поднялась с лавки, развернулась и быстро
зашагала прочь. Затылком она чувствовала взгляд Макарского и едва сдерживала
себя, чтобы не перейти на бег. Когда Чистые пруды остались далеко позади,
Графиня все же сменила «иноходь» на «рысь» – ее охватило непреодолимое
желание бежать куда глаза глядят в смутной надежде на то, что так она оставит
свои проблемы далеко позади...
Пробежав около километра, Эллина остановилась. Но не из-за
усталости, а потому, что надежда иссякла, и Графиня отчетливо поняла –
ничего хорошего ее не ждет. И не ошиблась! Уже на следующий день за ней
приехал черный «воронок», и Эллину Берг увезли на Лубянку.
Допрашивал Эллину человек по фамилии Милославский. Фамилия
эта ему совершенно не подходила, потому что он не был ни милым, ни славным.
Некрасивый, белесый, длинноносый очкарик с прокуренным голосом и
отвратительными манерами, он сморкался в присутствии Эллины, ковырял в ушах,
пускал дым вонючих папирос прямо ей в лицо. Графиня возненавидела его с первого
взгляда. А вот она ему очень понравилась. От Эллины не укрылось, с каким
восхищением он смотрит на нее, как следит за каждым ее движением, как
облизывается, когда она, поднося ко рту сигарету, вытягивает губы, и как
теребит ширинку, стоит ей закинуть ногу на ногу. Его неприкрытое вожделение
вызывало у Эллины чувство гадливости, но с другой стороны – давало
надежду.
«А если я с ним пересплю? – размышляла Графиня, заглушая
в себе чувство омерзения. – Он мне поможет? Да, наверное, поможет... Ведь
от него в моем деле тоже многое зависит...»
И Эллина уговорила себя. На следующем допросе она
начала с Милославским довольно откровенно кокетничать и делать недвусмысленные намеки.
Тот, естественно, тут же поддался ее чарам: размяк, подобрел и даже перестал в
ушах ковырять. Вести себя, правда, стал очень развязно: лапал ее, лез под юбку,
слюняво целовал в шею, но хоть на немедленном сексе не настаивал, и на том
спасибо...
– Плохи твои дела, – сказал Милославский после того,
как Эллина спросила у него, есть ли у нее шанс избежать лагерей. – Тебя не
просто в антисоветской деятельности обвиняют, но еще и шпионаж шьют.
– И что же, никто мне не может помочь? –
натурально расплакалась Эллина.
– Я не могу, – честно признался
Милославский. – Я тут слишком мелкая сошка. Вот если б у тебя был
покровитель в верхушке НКВД, тогда у тебя появился бы шанс...
Эллина стала лихорадочно вспоминать всех своих знакомых,
выискивая в этом огромном списке лиц мужского пола хоть одного комитетчика. Как
назло, на ум ничего не шло, а в памяти всплывал один Ярский, который, будь
сейчас живым, дослужился бы уже до генерала и, уж конечно, не допустил бы ее
ареста.
Тут на столе Милославского зазвонил телефон, и он поднял
трубку.
– Слушаю, – буркнул он в мембрану, но сразу же
встрепенулся и подобострастно «задакал»: – Да. Да, товарищ майор.
Слушаюсь. Сделаем. Отчет будет на столе товарища Клюева завтра же...
Закончив разговор, Милославский опустил трубку на рычаг и
сосредоточенно нахмурился. Эллина сделала то же самое. Фамилия Клюев показалась
ей вдруг страшно знакомой. Она не просто слышала ее, а знала человека, носящего
ее. Кажется, его звали Николаем...
И тут Эллину осенило! Как же она могла забыть о Николае
Клюеве, своем первом и единственном гражданском муже (после него она ни с кем
кров не делила)? Том самом чекисте, которого она увела у супруги? Он так Эллину
любил, что, даже когда она его бросила, Коля ни словом ее не упрекнул. Он
сказал: «Главное, чтоб ты была счастлива», собрал вещи и переехал жить к
матери. К супруге своей он, кажется, так и не вернулся. Хотя доподлинно
Эллине это было неизвестно, так как Клюева сменила место жительства сразу после
того, как муж ее оставил...
– Скажите, Паша, – обратилась к Милославскому Эллина
(он разрешил называть себя по имени). – Клюев, он кто?
– Начальник нашего отдела. Подполковник, – ответил тот.
– А его не Николаем зовут?
– Николаем.
– Он чернявый такой? С усами? – Милославский утвердительно
кивнул. – Паша, дорогой! – вскричала Эллина возбужденно. –
Окажите мне маленькую услугу, прошу! Умоляю... – Она схватила его руку с
желтыми от никотина пальцами и прижала к своей груди. – Передайте Клюеву
от меня записку!
Милославский согласился. Эллина быстро настрочила небольшое,
но очень эмоциональное письмо, в котором умоляла Николая о встрече, якобы желая
попросить у него прощения перед тем, как ее отправят в лагеря. Закончив, она
передала свое послание Милославскому, после чего ее увели в камеру.
Записку Клюеву Павел смог передать лишь на следующий день.
Но как только она попала в руки Николая и была им прочитана, Эллину вызвали в
его кабинет.
– Коленька! – молвила она с придыханием и порывисто
обняла полысевшего, потолстевшего Клюева. – Знал бы ты, как я рада...
– Ты стала еще красивее, – только и смог сказать он. От
счастья видеть ее, держать в объятиях он едва не потерял дар речи.
– Ах, не льсти мне, Коля! После нескольких дней в камере я
не могу быть красивой... – Она провела рукой по его поредевшим
волосам. – А вот ты стал просто неотразимым! – нагло заявила
она. Она знала, как мужчины падки на грубую лесть. – Такой солидный,
импозантный... Смотрю на тебя и боюсь снова влюбиться...
