Глава 4
– Ну, что скажете? – спросил Алекс у отца и брата,
закончив свой обстоятельный рассказ.
– Если б я услышал эту историю не от тебя, а от постороннего, –
первым подал голос Сережа, – то решил бы, что тот пересказывает сюжет
какого-то не очень удачного литературного произведения...
– Серый, поверь, это жизнь, – хмыкнул Алекс.
– Да знаю я... – Он расстегнул тесный пиджак и с
облегчением выдохнул. – Но что получается?
– Что?
– Получается, брат мой, что твоего отца убили из-за этих
архивов...
– Думаешь?
– Ну, а как иначе? – пожал плечами Сергей. – Коли
дипломат Егор Данченко имел к ним доступ (если принимать как факт то, что
секретные документы Абвера были найдены советскими разведчиками и до поры
хранились где-то в подвалах посольства), то он мог выкрасть одну или несколько
папок из картотеки агентов – их там было десятки тысяч, пропажу никто бы
не обнаружил...
– Стоп, – Алекс не дал ему договорить. – Объясни,
зачем ему это? На кой черт моему отцу было влезать в такое дерьмо?
– Давай допустим, что он знал, что некто работал на немецкую
разведку, и хотел его (или их) прижать. Либо, наоборот, – помочь кому-то,
кто когда-то имел неосторожность дать себя завербовать...
– Мальчики, – перебил сыновей старший Дубцов. – Вы
несете такую ахинею... – Он закатил глаза, всем своим видом давая понять,
что поражается их наивности и недальновидности. – Даже если допустить, что
Егор имел доступ к архивам и хотел воспользоваться какими-то документами, то
шанс, что он смог бы быстро отыскать в них нужные – минимальный. –
Видя недоумение на лицах Сергея и Алекса, он пояснил: – Вы представляете,
как выглядят эти архивы? Думаете, это похоже на библиотечную картотеку? Пара
сотен ящичков, помещающихся в шкафчике? И главное – по алфавиту все
разложено? Нет, друзья мои, архивы нацистской разведки занимали большущее
помещение и вывозились, скорее всего, на десятках грузовиков. Это огромное
количество именных папок, на каждой из которых стоит персональный шифр. Не
фамилия, имя, отчество и даже не так называемый позывной, а цифра с буквой.
Например, «А-115». И вот теперь скажите, как несведущему человеку в них
разобраться? На это потребовались бы дни и месяцы, а Егор таким временем не
располагал (если, как вы предположили, архивы и оставались в подвале
посольства, то недолго), поэтому ваша версия кажется мне бесперспективной...
– Какова же ваша? – спросила Лариса.
– Я бы предположил, что Егор (да простит меня Саня) был
двойным агентом и приложил руку к похищению архивов и передаче их американцам.
– Считаете, ими все же завладело ЦРУ?
– Ларочка, я нисколько в этом не сомневаюсь. Тем более вы
сами привели одно, но весьма убедительное доказательство: я имею в виду статью
о рассекречивании именных папок, уж явно американцы не свои, церэушные, взялись
обнародовать, а нацистские...
– Постой, бать, – прервал его рассуждения Алекс. –
Давай не будем о второстепенном? Какая разница, у кого в конечном итоге
оказались архивы?
– Ты прав, сынок, разницы нет, но я к чему веду разговор?
Алекс пожал плечами. До него действительно не доходило, что
имеет в виду отец. Тот под старость стал говорить много лишнего, а Алекс привык
воспринимать информацию, изложенную более лаконично и четко.
– Егора просто-напросто убрали, – выдал-таки свою
версию старший Дубцов.
– Убрали? – переспросил Александр. – То есть его
раскрыли и...
– Казнили, – закончил за него батя. – Не всех
предателей (снова прошу у тебя прощения) приговаривали к суду. Некоторых просто
лишали жизни специально обученные люди... – Он виновато посмотрел на
приемного сына. – Я ничего не утверждаю, Сань, но... Это единственное
объяснение...
Алекс кивнул. В принципе, такое объяснение было
действительно самым логичным. И Данченко, зная «кухню» КГБ изнутри,
склонялся к тому же мнению. Единственное, что не давало ему покоя...
– А мне так не кажется, – ворвался в его мысли
голос Ларисы. – Вы не возражаете, если я выскажу еще одну версию его
смерти? – Никто не возражал. – Может быть, мои рассуждения покажутся
вам глупым бабьим бредом, но, думаю, Егора могли убить и не из-за архивов. Не
скрою, я тоже считаю, что тут не обошлось без политических интриг, однако есть
также вероятность того, что Егора Данченко убил один из четырех «вассалов»
Графини. Я бы сделала ставку на полоумного художника, хотя остальных тоже
не стала бы исключать. Борис Коцман хоть и запомнился мне как человек добрейшей
души, прошел всю войну и явно был способен на убийство. Андромедыч также. Тем
более он сильно выпивал и мог совершить преступление в состоянии алкогольного
опьянения. Что же касается загадочного Мишки, то тут вообще есть все основания
для подозрений. Мало того, что он исчез сразу после смерти Егора, так еще и его
портфель присвоил...
Замолчав, она обвела взглядом лица мужчин, ожидая их реакции
на свое заявление. Первым решил высказаться Сергей:
– Да, Лариса, версия твоя действительно чисто женская.
Ревность, соперничество, месть – все очень по-книжному... Я бы не
стал ее исключать совсем, но и ставку на нее не делал бы.
– Согласен, – вздохнул Алекс. – Хотя версия,
предложенная батей, тоже трещит по швам.
– Это почему же? – нахохлился старик.
– Да как-то не верится мне, что «палач» (коль ты применил
слово «казнь», позволь убийцу называть именно так) стал бы убирать отца в
коммунальной квартире, где проживает его старинная любовь. Легче было сделать
это в другом месте – скажем, во дворе нашего дома. И уж точно он не
взялся бы прятать труп за кирпичной кладкой...
– Пожалуй, ты прав, – вынужден был согласиться
батя. – На то, чтобы ее уложить, потребовалось несколько часов, а
исполнитель не стал бы задерживаться на месте преступления ни минуты...
– Если только исполнитель не обитатель коммуналки, –
осенило вдруг Сергея. – Представьте, что один из «вассалов» Графини –
работающий на комитет киллер. Им мог оказаться любой: и Коцман, и Свирский, и
тем более Мишка. Единственное, кого бы я исключил, так это художника –
психически нездоровых на службу в КГБ не принимали...
– Бать, – обратился к отцу Алекс. – А нельзя
узнать личность этого самого Мишки? Все ж таки он у вас служил...
– Мало ли кто у нас служил, – фыркнул тот. – Но я
попробую... Жаль только нет ничего, кроме имени... Весьма распространенного,
между прочим... Сам вот я, – он ткнул себя в грудь крючковатым
пальцем, – тоже Михаил. В то время принято было детей Мишами, Ванями
да Ленями называть... – Старик вытянул губы трубочкой и, пошлепав ими,
сказал: – А знаете, ребята, что я думаю... Давайте-ка в коммуналку
эксперта пошлем. Пусть труп осмотрит, авось что-нибудь интересное скажет...
