Во-первых, для того чтобы быть принятой в бригаду, Эллине
пришлось сменить репертуар и имидж: разучить несколько патриотических песен и
поменять длинные концертные платья, боа и босоножки на гимнастерку, грубую
юбку, шинель и сапоги. Во-вторых, на передовую попасть было практически
невозможно, поскольку рисковать жизнью гражданских лиц никто не собирался, в
том числе сами артисты. Вот и колесили по тылам, выступая для раненых да
рабочих военных заводов. Через пару недель Эллина поняла, что, оставаясь в
бригаде, она так и не приблизится к линии фронта, и пустилась в вольное
плавание. Но без мужской опеки она обходиться не могла, поэтому увела за собой
из бригады влюбленного в нее аккомпаниатора, горбатенького гитариста Колюню. Он
был изумительным музыкантом и надежным человеком. Колюня учил Графиню играть на
инструменте, кроме того, добывал для нее пропитание, разводил костры, чтоб она
могла согреться в дороге, искал ночлег и безошибочно определял путь, по
которому нужно было передвигаться, чтобы избежать встречи с военными патрулями.
Медленно, но верно они продвигались в сторону Калуги,
приближаясь к линии фронта.
После трех дней странствий они попали в поселок, из которого
совсем недавно были выбиты немцы. Эллина разговорилась с женщиной, у которой
попросила воды напиться, и та поведала ей, что ставка наших войск находится
совсем неподалеку. В обход часов пять, но если напрямик через лес, так и
за два дойти можно.
Эллина тут же подхватила своего спутника под руку и потащила
в сторону леса, на ходу объясняя, зачем она это делает. Колюня, выслушав ее
сумбурную речь, попытался убедить Графиню выбрать другой маршрут, длинный, но
более безопасный.
– А в этом-то маршруте что опасного? – горячилась
она, не переставая тянуть его за руку.
– Во-первых, в незнакомом лесу очень легко
заблудиться, – доходчиво объяснял ей Колюня. – Тем более зимой, когда
проторенных троп не видно. И если мы заблудимся, то замерзнем. Во-вторых,
есть огромная вероятность натолкнуться на немцев...
Графиня сама все прекрасно понимала, но прислушиваться к
голосу разума, когда от Малыша ее отделяет лишь несколько километров, не желала
категорически.
– Если не хочешь рисковать, можешь вернуться, – сказала
она Коле. – А я пойду вперед... – И, не дожидаясь от гитариста
ответа, зашагала к лесу, прекрасно осознавая, что Колюня последует за ней.
Естественно, так и случилось. Гитарист догнал ее у опушки.
Предчувствие подсказывало ему, что он делает роковую ошибку, идя на поводу у
этой безрассудной особы, но он не мог бросить даму сердца одну.
Глава 2
Они заблудились. Проплутав по лесу несколько часов, уже
затемно они вышли к какой-то деревеньке. Эллина с Колюней так измучились, так
продрогли, что потеряли всякую бдительность и, не заметив на борту стоявшего в
конце улицы грузовика свастику, постучались в первый попавшийся дом. Им не
открыли. Тогда Колюня предложил:
– Давай, чтобы не шарахаться ночью по деревне, людей не
будить, в бане переночуем. – И он указал на крепкий деревянный сруб.
Эллина согласно закивала. Ей так хотелось спать, что она
готова была улечься даже в непротопленной бане на жестких полках. Тем более у
Колюни имелась запасная шинель, которую он обязательно пожертвует Эллине, чтобы
она могла укрыться, а для мягкости можно веников положить, и будет вполне
удобно.
Они направились к бане, но не успели сделать и десятка
шагов, как из-за забора вынырнули два человека с автоматами. Это были немецкие
солдаты! Один уткнул дуло в грудь Эллине, второй прицелился в Колюню.
– Русишь шпион? – спросил тот, что держал на мушке
гитариста.
– Найн, найн, – запротестовала Эллина. – Мы
артисты! – Она указала на гриф гитары, торчавший из-за горбатой спины
Колюни. – Певцы! – От страха она говорила с таким чудовищным
акцентом, что ей самой резало слух. – Заблудились! В лесу!
Лица немцев оставались непроницаемыми. То ли они ничего не
поняли, то ли не поверили. Тогда Эллина запела. Сначала тихонько, почти
шепотом, потом все громче и громче. Пела она любимую песенку Хайнца Штайнберга
«Малышка Элла», слова которой впечатались в ее память на всю жизнь.
Солдаты пришли в восторг! Они слушали эту незатейливую
песенку с горящими глазами, а когда Эллина допела, даже поаплодировали.
Автоматы при этом они из рук выпустили, и те просто болтались на шее. Эллина
подумала тогда, что, будь на месте Колюни здоровый крепкий мужик, он смог бы
обезоружить солдат, но разве худому сгорбленному гитаристу с этими двумя
молодчиками справиться?
Тут дверь ближайшей избы распахнулась, и на крыльцо
вывалились два пьяных офицера. Громко гогоча и шатаясь из стороны в сторону,
они побрели к соседнему дому и принялись стучать в окна. Когда на их стук не
прореагировали, немцы стали ломиться в дверь. Сорвав ее с петель, они проникли
в дом, и буквально через несколько секунд вновь показались на улице, волоча за
руки плачущую и отчаянно упирающуюся женщину в ночной рубахе. Она была уже
немолода, но очень аппетитна: статная, длинноволосая, с сочными губами. Немцы
хватали ее то за колыхающуюся под тонким ситцем грудь, то за крутые бедра, то
хлопали по ляжкам и, не переставая ржать, тащили в сторону сарая. Вслед за ними
бежала седенькая старушка, босая, простоволосая, умоляюще протягивая руку и
бормоча, как заклинание: «Не троньте ее, не троньте, Христом Богом молю...»
Эллина не могла на это смотреть, отвернулась. Ей было жаль и
женщину, и ее мать, но сейчас она думала не о них, а о себе. Можно было не
сомневаться, что следующей, кого потащат в сарай, будет она.
– Не бойся, – шепнул ей Колюня, воспользовавшись тем,
что конвоиры отвлеклись на офицеров и их жертву. – Я не позволю им
сделать это с тобой...
Его слова вызвали у Эллины лишь приступ раздражения. Не позволит
он! Что за пустая болтовня! Тут даже здоровый и бравый в одиночку не справится,
а что уж об инвалиде говорить?
– У меня есть граната, – продолжал Коля. –
Сейчас нас туда поведут, – он дернул подбородком в сторону штаба. –
Ты споешь им песенку. Я подыграю. Но как только я дам тебе знак, под любым
предлогом покинь дом. Скажи, в туалет хочешь или еще что-нибудь. Когда
прозвучит взрыв, беги подальше от деревни и прячься... Поняла?
Графиня испуганно кивнула. Хотя на самом деле не все до
конца поняла. Она убежит, а как же Коля? Он ее догонит? Или присоединится к ней
позже? Но в таком случае как он ее найдет?
Мысли эти роились в голове, сбивая Эллину с толку. Однако
приводить их в порядок было некогда, ибо в следующий момент конвоиры вспомнили
о них и дулами автоматов указали направление, в котором пленникам надлежит
двигаться. Как Колян и предполагал, повели их в штаб, превращенный этой ночью в
вертеп. В избе дым стоял коромыслом, пахло алкоголем, луком и потом.
Компания из десятка солдат и двух офицеров сидела вокруг стола, поглощая водку
и громко разговаривая. Еще трое вояк перекидывались за натопленной печкой в
карты. А один валялся на печке, наигрывая на губной гармошке. Пьяны были
все, но в разной степени. Самым хмельным оказался совсем юный солдатик, худенький
и лопоухий с трогательными голубыми глазами. Он то и дело моргал ими, точно
хотел проснуться. Состояние, в котором он находился, было непривычным для него
и похожим на сон. Наиболее трезвым оказался статный офицер лет сорока пяти с
наградным крестом на груди. Видимо, он был тут самый старший по званию, поэтому
старался не ронять авторитета и пил немного. Именно он первым увидел Эллину и
присвистнул. А на Колюню даже внимания не обратил.
