Эллину Берг амнистировали в 1958 году. Оказавшись на свободе,
она повела себя не так, как остальные, то есть не вернулась в родной город, а
осталась в Сибири. Устроившись работать на стройку, она получила комнатушку в
общежитии и зажила там в давно забытом одиночестве.
Как-то ранней весной она шла с работы домой. На улице было
слякотно, и Эллина, чтобы не замочить ног, перепрыгивала через лужи. Самая
большая растеклась перед входом в общежитие, преодолеть ее скачком было
невозможно. Графиня остановилась перед ней, не зная, как ее преодолеть. Вдруг
она почувствовала на своей талии чью-то ладонь, а в следующий миг ее ноги
оторвались от земли, это Эллину кто-то поднял на руки. Она повернула голову,
чтобы посмотреть на того, кто понес ее через лужу, и едва не потеряла сознание.
Это был Малыш.
– Отпусти меня! – прорычала Эллина, начав вырываться.
– Не дергайся, а то упадешь в лужу, – спокойно сказал
он, прижав ее покрепче.
– Лучше упасть, чем...
Но договорить она не успела, поскольку уже в следующее
мгновение путь через лужу был преодолен, и Егор опустил Эллину на землю.
– Я приехал за тобой, – сказал он.
Взгляд Егора блуждал по ее лицу. Графиня видела, что Малыш
ошарашен ее внешним видом (по сравнению с ним она была старуха), но ей было
плевать. Пусть ее безобразие будет укором ему! Ведь в том, что из красавицы она
превратилась в ведьму, только его вина!
– Пойдем к тебе в комнату... – он наконец перестал
Эллину разглядывать и просто посмотрел ей в глаза. – Поговорим...
Графиня развернулась. Распахнув подъездную дверь, она вошла
в здание и захлопнула ее перед носом Малыша. Она не хотела ни говорить с ним,
ни видеть его, но от Егора Данченко было не так легко отделаться.
– Я все равно не отстану! – крикнул он и
проследовал за Эллиной сначала в общежитие, потом в комнату.
Та пыталась его не пускать, но Малыш легко сломил ее
сопротивление: проник внутрь, а затем попытался обнять Эллину. Но она с силой
ударила его по лицу.
– Если тебе от этого легче, бей, – сказал он.
Она размахнулась и влепила ему еще одну пощечину.
– Я это заслужил, знаю...
Новый удар.
– Но я хочу, чтоб ты знала... Я по-прежнему люблю тебя,
Элли!
Графиня сжала ладони в кулаки и бросилась на Егора. Она
молотила его по лицу, плечам, груди, а он не уворачивался. Стоял столбом, лишь
руки его были в движении, они обняли Эллину за талию, а когда она стала терять
силы, Егор прижал ее к себе и стал исступленно целовать.
Его поцелуи были обжигающими, объятия жаркими, а
прикосновения такими же «электрическими», как и раньше (Эллина ощутила, как по
ее телу бегут те самые мурашки). Сама не понимая, куда вдруг улетучилась ее
ненависть, Графиня стала отвечать на ласки Малыша. Спустя минуту они
упали на кровать, исступленно срывая друг с друга одежду...
Когда все было кончено, Егор потянулся к Эллине, чтобы
прижать ее к себе, но она вскочила с кровати и стала торопливо натягивать на
себя платье.
– Что с тобой? – удивленно спросил он.
– Ничего, – буркнула она. – Просто временное
помешательство прошло... – Она швырнула Малышу рубашку, которую сорвала с
него несколько минут назад. – Одевайся и проваливай!
– Не понял...
– А что тут непонятного? – зло спросила
Эллина. – Я требую, чтоб ты ушел. Выкатился отсюда.
– Хорошо, я уйду....
– Не просто уйдешь, улетишь в Москву – тут тебе делать
нечего.
– Ты со мной?
– С чего бы? Мой дом тут.
– Твой дом в Москве. Возможно, ты не знаешь, но комната все
еще за тобой... – Он тряхнул головой. – Впрочем, это не важно, потому
что ты будешь жить со мной...
– Ни-ког-да! – отчеканила Эллина. – Никогда я не
буду жить с тобой. И не прощу тебя до конца своих дней!
– Но мы же только что...
Она не дала ему договорить:
– Переспали? Я же говорю – временное
помешательство у меня было!
– А может, прояснение?
Графиня ничего на это не ответила, прошла к двери и
распахнула ее. Егор еще что-то говорил, но она будто не слышала. Стояла у
порога и ждала, когда он уйдет.
Наконец Малыш покинул комнату. Едва за ним закрылась дверь,
Эллина бросилась к тазу с водой, скинула с себя платье и стала яростно натирать
тело хозяйственным мылом. Вода была ледяной, мыло вонючим, но оба этих факта
оказались как нельзя кстати: холод изгонял из Эллины любовный жар, а неприятный
дух отбивал впитавшийся в кожу запах Малыша. Когда омовение было закончено,
Графин сорвала с кровати белье и застелила свежее (ничто не должно было
напоминать ей о недавнем помешательстве). После этого она обнаженной забралась
под одеяло и забылась тревожным сном. А перед тем как погрузиться в него,
прошептала свою привычную «мантру»: «Не прощу до конца своих дней...»
Глава 7
О том, что беременна, Эллина узнала, когда плоду было
уже двадцать недель. Сначала она не поверила врачу, решила, что тот либо шутит,
либо ошибается. Она думала у нее начался климакс, а оказалось, что она
забеременела. Тем более самочувствие ее в последние месяцы не изменилось, а
живот если и вырос, то не сильно. Но гинеколог заверил Эллину в том, что на
этот счет многие женщины заблуждаются, оттого поздние дети и появляются.
– Я могу избавиться от ребенка? – первое, что
спросила она после того, как осмыслила свое положение.
– Да вы что, женщина! – ужаснулся врач. – Вы на
шестом месяце, и прервать беременность уже не возможно.
Покинув кабинет врача, Эллина отправилась к повитухе. Та не
только на дому роды принимала, но и аборты делала. Но бабка тоже отказалась ей
помочь. Тогда Эллина решила прибегнуть к старому, проверенному способу и начать
вкалывать, как каторжная. Но не те были времена и не те условия труда. Это в
лагере заключенных не жалели, пусть надрываются, не жалко, а на государственном
предприятии с работниками более-менее бережно обращались. Не дай бог повредит
себе чего, кем заменить? Ценные кадры (Эллина была из таких) на дороге не
валяются...
Так что перетруждаться Графине никто не позволил, а когда на
предприятие из медсанчасти пришло сообщение о беременности Эллины Берг, ее
вообще на легкую работу перевели, и уже ничего нельзя было поделать...
Родила Эллина в положенный срок. Сына. Крепкий,
здоровенький, крикливый мальчуган с толстенькими ножками и пухлыми кулачками не
вызвал в Графине ничего, кроме слабого любопытства. «Совсем на отца не
похож, – подумала Эллина, рассмотрев его. – В меня, видно,
пошел: ширококостный, темноволосый, кареглазый... Хотя... Глаза, наверное, еще
изменят цвет...»
