– Долго еще варить?
– А все, – оживился Бес, встал с охапки соломы, на которой они сидели вместе с Бродягой и подошел к костру. – Мне – первому.
Вино с лимоном и медом произвело на всю компанию самое благоприятное впечатление. Хотя и без этих добавок его бы употребили не менее радостно.
– По второй? – спросил Сухарь, берясь за черпак, и два десятка чашек оказались перед его лицом.
– Пей, Щенок, не стесняйся, – сказал Горластый. – Уплывешь домой послезавтра, там тебе уже такого не нальют. Там ты будешь пить исключительно вино с Розовых островов. Не забудь нам письма писать…
– Жеребец сюда уехал, – подхватил Щука, – так что ты его место возле царицы свободно можешь занять.
Все засмеялись.
– Смейтесь. – Щенок, раскрасневшийся от первой чаши, торопливо выпил вторую. – Я бы вам прислал письмо, так вы ж, ублюдки тупые, читать все равно не умеете.
– Зато как я зубы выбиваю, – похвастался Горластый, и компания снова засмеялась.
– Только и можете, что кулаками махать, уроды. Чем вы лучше баранов, которые бьются рогами на узком мосту до тех пор, пока оба не свалятся в реку? Думать надо. Думать.
Если бы не две чаши подогретого вина, Щенок на этом бы и прервал свое выступление. Или даже не дошел бы до этого места. Вот так вот, напрямую, поносить всю честную компанию на трезвую голову Щенок не решился бы. Да и сама компания на трезвую голову не позволила бы сопляку такое нести. Но вино развязывает языки и смягчает нравы. На время, во всяком случае.
– Вы же не учились ничему, кроме как рыбу ловить и потрошить…
– А как я челюсти ломаю, – сказал Горластый, и хохот компании стал просто громовым.
– А я учился в академии, – выкрикнул Щенок. – Два года, у механиков. И теперь…
– И теперь за это тебя отпустят к мамочке, – подбросил дровишек в огонь кто-то из ветеранов.
Щенок резко обернулся на голос, но не успел рассмотреть. Ему показалось почему-то, что это сказал Бродяга.
– А, один из Братьев – Молчун заговорил… Скажите, пожалуйста. Ты что, тоже учился в академии? – Щенка качнуло, но он удержался на ногах.
Бродяга молча отпил из своей чаши.
– Вот и молчи. А я не зря поговорил тут… Не зря. Вы только можете выходить в поле толпой да ждать, пока пере… предводители на колесницах будут копья и стрелы в противника метать. Ерунда! – выкрикнул Щенок. – Колесница – это не только повозка для высокородных. Ни хрена.
Сухарь сокрушенно покачал головой. Ну нельзя некоторым пить, а пьют. И несут что попало.
– А на самом деле колесница – это орудие смерти, – громким шепотом сообщил Щенок. – Колеса крутятся?
– Крутятся, – подтвердил ветеран с усмешкой. Щенок оглянулся на Бродягу. Погрозил пальцем:
– Я сам знаю, что крутятся. Они круглые, потому и крутятся. И еще я могу вычислить их площадь, а вы, скоты…
– Можем мычать и блеять, – закончил за него Горластый. – Му-у!
– И ребра ломать умеем, – захохотал Щука.
– А прикрепить к колесам колесницы… – Щенок замолчал, потом засмеялся: – К колесничным колесам, к колесам колесниц… Да. Прикрепить лезвия… Ну, как серпы… Выходят, значит, из города такие же лопоухие уроды, как вы, становятся толпой и, типа, ждут. А тут выезжает колесница…
Последнее слово Щенок выкрикнул с надрывом и замолчал.
Молчали и слушатели. Только от шатра Семивратца слышалась музыка. Бродяга закрыл глаза. Потом открыл и посмотрел на сидящего у костра Беса. Тот взгляд заметил, но только пожал плечами. Они оба повидали достаточно много, чтобы уловить на лице у человека отблеск близкой смерти.
– Колесница летит, лезвия свистят, а потом возничий вдруг поворачивает коней… – Щенок взмахнул рукой, демонстрируя резкий поворот. – И фить-фить-фить… Головы, руки, ноги – все в мелкое рагу. Фить-фить-фить… А следом – вторая колесница. И третья… Оглянуться не успели, а войска уже и нет. И мы спокойно входим в Проклятый город… – Вы входите, – поправился Щенок и облизнул губы, – потому что лично я к этому времени буду отдыхать дома, трахая ваших жен и прогуливая свою премию… – Щенок помотал головой. – Молчите? – спросил Щенок. – Вот то-то же! Сидите тут, а мне нужно отдохнуть. Завтра я буду разговаривать с самим царем.
Мальчишка ушел, покачиваясь, в палатку.
Молчание.
Бес вернулся на солому, лег и укрылся плащом.
– Кто-нибудь еще будет вино? – спросил Сухарь, огляделся и подобрал с земли выпавший из рук черпак.
Желающих не было.
– Может, поговорить? – предложил Ворон.
Сухарь сел на валяющееся возле костра бревно. Покачал головой:
– Вот ведь скотство какое. И так бедному пехотинцу отмерено дерьма полной мерой. Мало, что нужно идти под стрелы и пики, мало, что почти голых гонят, без доспехов. Вон, даже щиты плетем из лозы. В медь и бронзу только САМИ одеты и их гвардия с телохранителями…
– А вы не слышали, что нас теперь начали рядами ставить? – спросил Ворон. – Под бубны и дудки. Левой ногой – правой ногой. Отстанешь – дубиной промеж плеч. У передних щиты, у задних пики. Даже уже поговорку велено заучить, народную. «Ходишь стеной – будешь герой».
– Как на убой, – сказал ветеран справа от Беса.
– Прикидываете, что с такой стеной эти долбаные серпы сделают? – спросил, глядя в огонь, Сухарь. – В мелкое рагу.
– А если побежишь назад, – сказал другой ветеран из-за костра, – тебя в мелкое рагу порубят гвардейцы, которые специально стоят сзади. Чтоб быдло не убегало до времени с поля.
– Да ну, – попытался успокоить всех Щука. – Поставят-то эту фигню на наших колесницах. Врагов шинковать будут.
Сухарь налил себе вина. Залпом выпил.
Щука кашлянул смущенно и отвернулся.
Это первый раз врагов косить будут. А потом… В Проклятом городе есть свои высокородные, любители поездить на колесницах. Это только пьяному мальчику может показаться, что так можно всех врагов за один раз вырезать. А приладить серпы – раз плюнуть. Даже Мастеру не нужно жертв приносить. А Щенок, зараза, действительно может домой уплыть с ближайшим кораблем. И ему эти орудия смерти будут до светильника. А может, и еще дальше.
Сидящие возле костра переглянулись.
– Здесь нельзя, – сказал Сухарь. – Не в лагере. Иначе начнут допрашивать, кто-то и проболтается.
Возражать никто не стал. Каждый понимал, что сболтнуть под девятихвосткой можно когда угодно и о чем угодно.
– Сегодня возле ворот кто стоит? – спросил Сухарь, ни к кому персонально не обращаясь.
– Третий десяток нашей сотни, – сказал Ворон. Бес и Бродяга переглянулись.
– Я слышал, мальчонка хотел на Проклятый город с горы взглянуть? – спросил Сухарь, оглядываясь по сторонам.
